Терпкость вишни

— Ну конечно. — Ендрек хлопнул себя по высокому, усеянному веснушками лбу. — Как обычно, фо па[13]. Значит, желаю тебе… э-э-э… здоровья, счастья и… чтобы мы наконец увидели твое лицо, так сказать, соте. То есть…

— Мы знаем, что значит sauté[14], — остановила его Миленка, — но это будет возможно только через три — пять лет. У меня перманентный макияж.

— А я-то удивляюсь: больная, а силы накраситься есть.

— Нету сил, но, к счастью, их и не требуется.

— А почему ты решилась на весь этот… татуаж?

— Сама до конца не знаю, — честно призналась Миленка. — Может, потому что люблю возбуждать противоречивые чувства. Люди смотрят на меня и кого видят? Размалеванную куклу и…

— Жертву солярия, — не смущаясь, подсказал Ендрек.

— Вот именно. А потом по ходу разговора узнают, что я побеждала на олимпиадах и знаю на память почти все книжки Кундеры. И у них проблема: в какую ячейку меня положить? Ну как, Ендрек, тебе достаточно такого объяснения или придумать еще какое-нибудь?

— Нет, нет, достаточно. А мне нужно еще что-нибудь добавлять к пожеланиям?

— Нет, спасибо. Они были не переусложнены и в меру содержательны. Ну так как? Играем или нет?

СПУСТЯ ТРИ, А МОЖЕТ, ДАЖЕ ПЯТЬ ДНЕЙ

Мы все играем, вместе с Ендреком, который все никак не может вернуться к себе. Спит он у нас в кресле, положив длинные ноги на деревянный табурет, на котором для мягкости лежит подушка Ирека (отсутствующие лишены возможности протестовать). И, к отчаянию Травки, пачкает последние вещи из его гардероба.

— Зато в благодарность за гостеприимство я выстираю вам все шмотки. У нас в общаге машина-автомат, — похвастался Ендрусь, натягивая на волосатый живот хлопчатобумажную блузу Травки, который весил меньше килограммов на тридцать.

— Отлично, — обрадовалась Виктория, — только нам придется вызывать такси. Грязного белья столько скопилось! Чей ход?

— Мой. — Миленка взяла кости. Подтянула одеяло, чтобы освободить место, и бросила. — Чего там у меня нет?

— Наверху только единичка, — сообщила я, проверив по записи ее результаты, — зато внизу слабовато.

— Черт, так мало выпало, — с сожалением сказала Милена. — Жалко записывать сумму, может, я выброшу потом больше.

— Так что мне, вычеркнуть?

— Вычеркивай последний результат.

— Верное решение, — усмехнулся Ендрек. — Зачем нам маленький?

— Правильно. Предпочитаю большой, — парировала Милена.

— Но большой трудней выпадает, — заметила я.

— Много трудней, да, Травка? — заржал Ендрек.

— Ты за себя говори. У меня с первого броска выпадет.

— Хотелось бы посмотреть на это чудо природы.

— А ты бы. Ендрусь, так не выпендривался. Как посмотрю на запись, так у тебя там одна мелочевка. Наверху щербатый, а внизу нет ни малого, ни большого.

— Ничего, наберем, — Ендрек, как обычно, не терял веры в светлое будущее.

— Теперь мой ход, — объявила Мария, послав Травке красноречивый взгляд.

Травка же воспринял этот невербальный сигнал точь-в-точь как полковник Брандон из «Рассудительной и романтичной»: схватил кости и, опустившись на колени перед кроватью Марии, подал их ей. После чего спросил, не поправить ли ей подушку.

— Ты уже поправлял десять минут назад, — напомнила она, но, увидев мину Травки, дала ему другое задание: — Томек, я бы выпила соку.

Томек ринулся на кухню, а мы вернулись к игре.

— Дурацкие кости, — пробормотала Мария. — Придется что-то вычеркивать.

— Маленький? — предложила я, зная отношение Марии ко всему, что ассоциируется с мужчинами.

Она кивнула:

— Вычеркивай, освобожу место под большой.

— Ну-ну, — заметил Травка, принесший поднос со стаканом апельсинового сока.

— Чтобы избежать недоговоренности: я, разумеется, имею в виду большой стрит, — добавила Мария.

— Кстати, как там гуру? — спросил Ендрек, большой мастер ляпнуть что-нибудь на запретную тему.

Мария спряталась под одеяло и заплакала.

— Страшно переживает, — догадался Ендрек, глядя на вздрагивающее одеяло. — Я-то думал, уже все прошло. В последние дни она даже раза два пошутила.

— Прошло? — накинулась на него Виктория. — За три недели? Ты попробуй представить, что у тебя весь мир рухнул…

— Не стоит преувеличивать. Это просто старая шляпа. Пардончик, если кого-нибудь задел.

Ответом ему были истерические завывания из-под одеяла.

— Видишь, что ты наделал?

— Пожалуй, мне надо уходить.

— Вот ты всегда так! — закричал Травка. — Сперва заваришь кашу, а потом заявляешь, что тебе пора уходить!

— А что мне делать? — нервно поинтересовался Ендрек. — Я не могу смотреть на женские слезы, особенно такие обильные и особенно если я являюсь их причиной.

— Не ты! — взвыла Мария. — Я плачу из-за гуру, а не из-за такого бесчувственного чурбана, как ты!

— Ну, мне сразу полегчало, — ответил Ендрек, складывая вещи в сумку.

— А плачу я… потому что… вчера я видела в окно, как он шел в обнимку с другой девушкой. А я ему так верила!

— Вот этого я и не могу понять, — заметила Виктория. — Почему именно ему?

— Потому что в нем было что-то подлинное, настоящее.

— Ну да, шляпа, — буркнул Ендрек.