Читаем Terra Nipponica: Среда обитания и среда воображения полностью

Соотнесение Японии с солнцем (главным образом утренним солнцем) делается общепринятым и является характеристикой ее уникального географического положения – согласно тогдашним представлениям к востоку от Японии отсутствовала суша. Покидая Японию, человек отправлялся в западном направлении. Напутствуя своего сына-монаха, отправляющегося в Китай, мать слагает стихотворение («Синкокинсю», № 871), в котором призывает его не забывать про родину – страну-основу солнца («тэрухи-но мото»).

Восточное положение Японии закрепляется и в достаточно частом ее именовании страной Фусо. Страна Фусо (кит. Фусан) впервые упоминается в китайском памятнике «Шань хай цзин», в разделе «Каталог Заморья Востока». Эти земли населены диковинными созданиями (великанами, чудищами, черными и волосатыми людьми и т. п.). Таким образом, эти земли описываются как дикие и варварские. Страна Фусо получила такое наименование, потому что на этом острове произрастает огромное чудесное дерево фусо (может пониматься и как шелковица), на ветвях которого расположено солнце. «В долине Кипящих ключей растет шелковица Фу. Там купаются десять солнц. [Это место] находится к северу от [царства] Чернозубых. [Солнца] живут в воде, [где] растет огромное дерево. Девять солнц живут на его нижних ветвях, одно – на верхней ветке»[44]

.

Получается, что в китайской традиции страна Фусо соотносится с окраинностью и варварством, поэтому китайские источники записывали название древней Японии – Ямато – иероглифом, который обозначает горбатого карлика. Однако японцы «не заметили», что «восток» имеет в предлагаемой им геополитической модели отрицательное значение, и сочли возможным и нужным приписать востоку положительные смыслы.

Синтоистские молитвословия «Норито» (зафиксированы в X в.) упоминают Фусо как отдаленную восточную границу Поднебесной (ойкумены), в центре которой расположена Япония: «В руках держа изображения для подношений, просим от бедствий избавить. В руках держа мечи железные для подношений, просим благоденствие государя продлить. В заклинании говорим: на восток – до самого дерева Фусо, на запад – до места, где [солнце] в пучину погружается, на юг – до Пламенного света, на север – до места, где Слабые воды, на тысячу крепостей, на сто земель, пусть правит он бодро десять тысяч лет, десять тысяч лет»[45]

. В этом тексте сама Япония (императорский двор) занимает позицию центра, что еще раз свидетельствует о том, что Япония могла мыслиться и не как восточная, а как центральная страна, однако в подавляющем большинстве случаев восточное положение Японии не вызывает сомнений.

Одно из первых (первое?) употреблений термина «страна Фусо» в японских источниках содержится в хронике «Нихон сандай дзицуроку» (Гангё, 8-3-26, 884 г.), где во время путешествия японского монаха по Китаю его идентифицируют как человека, приехавшего из Фусо. С течением времени понятия «Фусо» и «Япония» оказываются прочно связанными. В конце X в. составляется антология стихов на китайском языке «Фусосю» («Собрание [страны] Фусо»). Крупнейший свод сведений о древнем японском буддизме носит название «Фусо рякки» («Сокращенные записи о стране Фусо», 1094 г.). В японской традиции восток стойко соотносится с рождением, жизнью, светом и процветанием, а запад – с тьмой и смертью (загробным миром).

Столичный град: лучшие люди в наилучшем месте

Наличие центра и периферии характерно не только для модели устройства мира, но и для внутреннего устройства страны. Территория Японии членилась на округа, провинции и уезды. Провинции являлись основным управленческим органом на местах. Они ранжировались по размеру и продуктивности (что имело значение для налогообложения) и по степени удаленности от столицы (исходя из этого определялся срок доставки налогов в столицу).

Поскольку государь считался хозяином контролируемого им пространства, он обладал правом давать имена его составным частям. Именно император осуществляет территориально-административное деление страны, дает имена провинциям и уездам, ранжирует их. В отдельных случаях император даже присуждает ранг природным объектам, которые сослужили ему хорошую службу. Так происходит с государем Ниммё, который присвоил ранг холму, на который он взобрался во время охоты, чтобы лучше видеть окрестности[46]

. Император имеет право переименовывать пространственные объекты, отдавать распоряжения относительно того, какими иероглифами обозначить тот или иной топоним. В указе о составлении описаний провинций страны «Фудоки» говорится о необходимости дать благоприятные названия (присвоить «хорошие иероглифы»[47]) деревням и уездам, предоставить сведения об имеющихся в уездах полезных ископаемых, флоре и фауне, о качестве почв и происхождении топонимов, сообщить о древних преданиях и необычайных происшествиях давних времен. Таким образом, ставилась задача по инвентаризации пространства, находящегося под властью государей Японии[48].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Алхимия
Алхимия

Основой настоящего издания является переработанное воспроизведение книги Вадима Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой культуры», вышедшей в издательстве «Наука» в 1979 году. Ее замысел — реконструировать образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии каноническому средневековью. Разнородный характер этого удивительного явления обязывает исследовать его во всех связях с иными сферами интеллектуальной жизни эпохи. При этом неизбежно проступают черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе. Книга не устарела и по сей день. В данном издании она существенно обновлена и заново проиллюстрирована. В ней появились новые разделы: «Сыны доктрины» — продолжение алхимических штудий автора и «Под знаком Уробороса» — цензурная история первого издания.Предназначается всем, кого интересует история гуманитарной мысли.

Вадим Львович Рабинович

Культурология / История / Химия / Образование и наука
Повседневная жизнь средневековой Москвы
Повседневная жизнь средневековой Москвы

Столица Святой Руси, город Дмитрия Донского и Андрея Рублева, митрополита Макария и Ивана Грозного, патриарха Никона и протопопа Аввакума, Симеона Полоцкого и Симона Ушакова; место пребывания князей и бояр, царей и архиереев, богатых купцов и умелых ремесленников, святых и подвижников, ночных татей и «непотребных женок»... Средневековая Москва, опоясанная четырьмя рядами стен, сверкала золотом глав кремлевских соборов и крестами сорока сороков церквей, гордилась великолепием узорчатых палат — и поглощалась огненной стихией, тонула в потоках грязи, была охвачена ужасом «морового поветрия». Истинное благочестие горожан сочеталось с грубостью, молитва — с бранью, добрые дела — с по­вседневным рукоприкладством.Из книги кандидата исторических наук Сергея Шокарева земляки древних москвичей смогут узнать, как выглядели знакомые с детства мес­та — Красная площадь, Никольская, Ильинка, Варварка, Покровка, как жили, работали, любили их далекие предки, а жители других регионов Рос­сии найдут в ней ответ на вопрос о корнях деловитого, предприимчивого, жизнестойкого московского характера.

Сергей Юрьевич Шокарев

Культурология / История / Образование и наука