Читаем Terra Nipponica: Среда обитания и среда воображения полностью

Учитывались и практические соображения. Когда во время отправления одного из ритуалов годового цикла попробовали проводить конную стрельбу из лука вне пределов дворца, выяснилось, что это связано с ужасными неприятностями: разразился ливень, землю развезло и – подумать только! – императору пришлось возвращаться обратно во дворец в дождь. Поэтому немедленно приняли решение: вернуться к прежнему порядку, когда стрельбы проводились на территории дворца[60]. Конечно, и там мог пойти дождь, но зато и возвращаться императору никуда не было нужно.

Однако и стена дворцового комплекса, и многочисленная охрана не могли послужить окончательным препятствием для животных и в особенности для птиц, которые рассматриваются как нарушители обороняемого пространства государя. Если в «запретный город» проникает лисица – ее убивают или затравливают собаками, если вдруг прилетают зимородки – их немедленно ловят сетями[61].

О несанкционированном проникновении на территорию дворца неизменно сообщают официальные хроники. И почти каждый раз такое проникновение сопровождается неприятностями, которые возможно истолковать как дурное знамение. Мыши, попортившие обувь сразу у восьми служащих императорской кухни и погрызшие подставку для государевой печати, предвещают скорую смерть государю Ниммё. Когда перед государевым Фиолетовым дворцом собираются скопы с наловленными ими рыбами, очевидцы называют это явление странным, т. е. пугающим. Появляются и неопознанные птицы – охранники напряженно вглядываются в небо, но темнота не позволяет проявить им свои орнитологические познания[62]

. Среди непрошеных гостей находится место и псам – один нагадил на табличку, указывающую порядок мест для чиновников во время церемоний на открытом воздухе, а другой вообще пробрался в дворцовое помещение, наблевал и помочился там. В отличие от белой вороны (предвестницы удачи) ворона обычная (черная) доставляет немало отрицательных эмоций (одна попортила сиденье дайнагона – главного государственного советника, другая расклевала клепсидру и улетела с какой-то деталью, которую она, правда, вскорости обронила)[63]. Появляются сообщения и о других птицах (цаплях, фазанах, случаются и неопознанные), они не наносят видимого ущерба, но их все равно ловят, если у охранников, конечно, хватает расторопности (фазана, забежавшего в караульное помещение, ловили шесть бравых гвардейцев)
[64]. При этом пойманных тварей обычно отпускают на волю, убийство в пределах «стерильного» дворцового пространства считалось делом грязным и скверным. Однако поймать и наказать нарушителей оказывается возможным далеко не всегда. Собака, забравшаяся на дворцовую башню, оглашает окрестности лаем, несколько сот ворон кружатся над ней[65]
, летописцу же остается только неусыпно наблюдать за нарушителями мира и покоя.

Территория императорского дворца была действительно «запретным городом» – как для посторонних людей, так и для представителей дикой фауны. Так что неудивительно, что официальные хроники считают необходимым известить потомков об этих неприятных и пугающих фактах. Дворец – это идеальное пространство, и вход в него позволен лишь тем, кто отвечает условиям этого идеала и не нарушает его. При этом значительная часть внешней по отношению к дворцовому пространству среды такими характеристиками не обладает.

Идеи об опасности, которую может представлять вторжение природного мира в обитаемое пространство, транслируются и на более низкий уровень. Когда пара уток залетает на территорию храма Кофукудзи (родовой храм Фудзивара), оттуда немедленно посылают докладную записку во дворец, где специалисты проводят гадание – что бы это могло значить (о результатах гадания ничего не сообщается – видимо, оно не предвещало особых неприятностей)[66]. В то же самое время нахождение на территории дворца или усадьбы «домашних» животных и птиц (собак, павлинов) обычно не вызывает реакции отторжения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Алхимия
Алхимия

Основой настоящего издания является переработанное воспроизведение книги Вадима Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой культуры», вышедшей в издательстве «Наука» в 1979 году. Ее замысел — реконструировать образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии каноническому средневековью. Разнородный характер этого удивительного явления обязывает исследовать его во всех связях с иными сферами интеллектуальной жизни эпохи. При этом неизбежно проступают черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе. Книга не устарела и по сей день. В данном издании она существенно обновлена и заново проиллюстрирована. В ней появились новые разделы: «Сыны доктрины» — продолжение алхимических штудий автора и «Под знаком Уробороса» — цензурная история первого издания.Предназначается всем, кого интересует история гуманитарной мысли.

Вадим Львович Рабинович

Культурология / История / Химия / Образование и наука
Повседневная жизнь средневековой Москвы
Повседневная жизнь средневековой Москвы

Столица Святой Руси, город Дмитрия Донского и Андрея Рублева, митрополита Макария и Ивана Грозного, патриарха Никона и протопопа Аввакума, Симеона Полоцкого и Симона Ушакова; место пребывания князей и бояр, царей и архиереев, богатых купцов и умелых ремесленников, святых и подвижников, ночных татей и «непотребных женок»... Средневековая Москва, опоясанная четырьмя рядами стен, сверкала золотом глав кремлевских соборов и крестами сорока сороков церквей, гордилась великолепием узорчатых палат — и поглощалась огненной стихией, тонула в потоках грязи, была охвачена ужасом «морового поветрия». Истинное благочестие горожан сочеталось с грубостью, молитва — с бранью, добрые дела — с по­вседневным рукоприкладством.Из книги кандидата исторических наук Сергея Шокарева земляки древних москвичей смогут узнать, как выглядели знакомые с детства мес­та — Красная площадь, Никольская, Ильинка, Варварка, Покровка, как жили, работали, любили их далекие предки, а жители других регионов Рос­сии найдут в ней ответ на вопрос о корнях деловитого, предприимчивого, жизнестойкого московского характера.

Сергей Юрьевич Шокарев

Культурология / История / Образование и наука