Террариум

“Позвольте опять о внутренней политике”, – произнес круглолицый, и ВВП поощряюще улыбнулся: “Позволяю”. – “Как вы расцениваете нынешнее поведение оппозиции?” – “Для меня нет загадок в ее поведении, все прозрачно и видно, как на ладошке: зарегистрированы новые партии, губернаторы не назначаются, а выбираются, и не по указке Кремля, но при согласовании – как иначе?! – словом, свобода не ограничивается, но оппозиции все мало, ей подавай власть на блюдечке с голубой каемочкой, а власть завоевать надо в честной борьбе, а не горлом… Меня многие подвигают к жестким действиям, я на это не иду, самое простое – махать шашкой, рубить головы и выглядеть на этом фоне крутым руководителем, я же предпочитаю бороться с оппозицией ее же методами, это еще в двенадцатом году началось: вы – митинги, и мы – митинги, вы – интернет и мы – интернет, а в том, что у меня якобы есть какие-то преимущества, я не виноват… Однако хочу со всей прямотой сказать и заверить наш народ – революции мы не допустим, умыть Преклонию кровью не позволим, пусть оппозиционеры зарубят это у себя на носу… Потому сажаем и будем сажать тех, кто черту дозволеного преступает…”

Согласованные заранее вопросы исчерпались, пора было расходиться, ВВП же молчал, погруженный с свои мысли, и телевизионщики молчали, продлевая затянувшуюся паузу и не решаясь откланяться; если бы в тот момент они знали, что щемит, тревожит сидящего напротив…, этого они не знали и даже догадки не строили, а тревожило его в ту минуту, как и все последнее время, его окружение, те, кто совсем рядом, и кто подальше, но в обойму правящую входят, благодаря ему имея все, о чем и мечтать не могли: боятся, что не сможет ВВП их защитить и отнимут у них нажитое-наворованное, в узилище посадят, боятся и требуют новых и новых благ в обмен на лояльность и поддержку, а урежешь им блага – дезертировать начнут, сначала по одному, потом скопом; и беднота городская и сельская того же требует, блага, пускай и скромные, подавай им как прежде, а откуда деньги взять…

Встреча с телевизионщиками закончилась, наступил вечер, пришла Арина, лег позже обычного и не выспался; последний год не давали покоя сны, ночью он не отдыхал, а боролся с врагами, и часто снилось детство – бедное, убогое и сирое, суровый, лишенный сантиментов отец с израненной на фронте ногой, служивший в истребительном батальоне НКВД, а в мирное время охранник на заводе, потом мастер; тихая безответная мать, санитарка, дворничиха, сторож, уборщица в лаборатории, потеряла двоих сыновей, умерших перед войной с гансонцами и во время блокады города на болотах, родившая В. в сорок один год – в таком возрасте в Преклонии тогда редко рожали, что дало впоследствии повод гнусным сплетням и пакостным домыслам – что В. вовсе не ее ребенок, а усыновлен, комната в глухой коммуналке без удобств – ни ванной, ни горячей воды, туалет примыкал к лестничной площадке, зимой в нем было холодно, как на улице, пятый этаж без лифта, двор-колодец, в подъезде жили крысы, он с друзьями гонял их палками, однажды загнал огромную крысу в угол и та от безысходности бросилась на него, началась безумная гонка вверх по лестнице с выбоинами, он опередил обезумевшую крысу на мгновение, захлопнув дверь в квартиру перед ее носом. Таких домов и таких коммуналок в построенном на костях городе, одновременно поражавшим творениями лучших зодчих Европы, была уйма, жил в них в основном рабочий люд, принимавший такую жизнь как должное, не сетовавший и не роптавший, свято веривший в светлое будущее Преклонии, ради которого можно было смириться с настоящим; единственным, кто выбился из нищеты, был дед по отцовской линии, проверенный-перепроверенный органами

, он готовил пищу в усадьбе, где жил картавый вождь преклонской революции и мирового пролетариата и семьи его сестер, а когда тот умер, деда перевели на одну из дач маленького рябого вождя; на самом-то деле была легенда, пущенная теми, кому положено было создавать светлый образ Властителя, он легенду не опровергал, более того, поддерживал, дед же жил и готовил в доме отдыха столичного партийного руководства, к кухням картавого вождя и великого продолжателя его дела деда и близко не подпускали.