Терри Пратчетт. Дух фэнтези

В начале серии о Плоском мире Ринсвинд был идеальным героем, посредством которого автор изучал некоторые причуды Смерти. Ринсвинд – волшебник, так что он может ожидать личного появления Смерти, когда умрет. Смерть приходит за ним, но Ринсвинд постоянно убегает от неизбежного. Он сам утверждает, что жизнь столько раз пролетала у него перед глазами, что теперь он засыпает во время скучных эпизодов. Само собой, в какой-то момент смерть – или Смерть – все же ловит его, но не в «Цвете волшебства».

«…у Плоского мира может быть только один спаситель. К сожалению, это оказался неумелый и трусливый волшебник по имени Ринсвинд, который недавно упал с края диска…»

Аннотация к «Безумной звезде»

Существует несколько книг о науке Плоского мира, но интереснее всего корреляция между наукой и магией. В семидесятых выходила популярная детская телепрограмма «Кэтвизл». Она рассказывала о средневековом маге, который попал в тысяча девятьсот семидесятый год и поражается окружающему волшебству. Телефон для него – «говорящая кость», а электричество – «элик-чудачество». Примерно так же относится к науке и магии и Пратчетт. В беседах он вспоминал Гилберта Честертона, который в одном из эссе писал, что фонари интереснее магии. Он имел в виду тот процесс, который привел к созданию электрической лампы – превращение обезьяны в человека, засовывание вольфрамовой нити в стеклянную колбу – или цепь событий, которая сделала все это «еще более волшебным, чем сама концепция волшебства». Возможно, он прав.

Жизнь гораздо менее обыденна, чем мы воображаем. Неоднократно замечалось, что если описать в литературе реальную жизнь, никто такому автору не поверит, и это чистая правда. Как написал сэр Артур Конан Дойл в своем рассказе «Установление личности» из сборника «Приключения Шерлока Холмса»: «Мой дорогой друг, жизнь несравненно причудливее, чем все, что способно создать воображение человеческое, – сказал Шерлок Холмс… – Если бы мы с вами могли, взявшись за руки, вылететь из окна и, витая над этим огромным городом, приподнять крыши и заглянуть внутрь домов, то по сравнению с открывшимися нам необычайными совпадениями, замыслами, недоразумениями, непостижимыми событиями, которые, прокладывая себе путь сквозь многие поколения, приводят к совершенно невероятным результатам, вся изящная словесность… показалась бы нам плоской и тривиальной»[31].

«У любого должна быть возможность взорвать паб», – говорит Пратчетт. Именно его дерзкий юмор и невероятная оригинальность вдохнули новую жизнь в жанр фэнтези. Он на самом деле взорвал свой собственный паб – жанр фэнтези, каким мы его знали, – и начал с начала. Если работы Дугласа Адамса создали новую нишу в научной фантастике, то влияние Пратчетта на другие романы в жанре фэнтези просматривается с самого начала серии о Плоском мире. Посмотрите хоть на Дж. К. Роулинг или Джаспера Ффорде. Кстати, о Ффорде Пратчетт говорит: «[он] весьма изобретателен. Я слежу за ним не без ужаса». Это можно счесть вполне добродушным заявлением, но когда рецензенты сравнивают Ффорде и с Дугласом Адамсом, нельзя не заметить толстого слоя юмора, которым Пратчетт и Адамс покрыли жанр фэнтези и научной фантастики, вырастив и вдохновив новое поколение художников и писателей, которые работали с начала восьмидесятых до конца тысячелетия как минимум.

«Городские вампиры получили непростой прогноз на неделю – одиночные волшебники в среду и высокая вероятность романов Дафны Фаркитт ближе к концу недели».

Джаспер Ффорде, «Одного четверга не хватает»

Залихватский стиль Ффорде напоминает и об Адамсе, и о Пратчетте. Это не в укор Ффорде, напротив, это комплимент, поскольку оба классических автора напоминают начинающим писателям, что совершенно нормально пробовать свои силы, быть разным и ломать границы жанров, чем постоянно занимались и Пратчетт, и Адамс.

Давайте посмотрим, как великое пробуждение жанра затронуло Пратчетта. Ждал ли «Цвет волшебства» мгновенный успех? Нет. Этого и не могло быть, слишком уж маленьким тиражом вышел роман.

Колин Смайт опубликовал «Цвет волшебства» в ноябре 1983 года, и сейчас это одна из самых редких книг Пратчетта. Тираж составил 4540 копий, 506 из которых были выпущены издательством «Сент-Мартинс Пресс» в США. Короче говоря, вопреки распространенному мнению, этот роман вовсе не стал бестселлером.