Территория Холода

Во второй половине дня настроение красться в столовую за своей сокровенной булочкой пропало. Для Старшей это было очередным удручающим знаком: такое с нею случалось нечасто и, можно сказать, это была ее выведенная опытным путем плохая примета.

Разговоры в школе тем временем продолжали вертеться вокруг новичка, все подряд обсуждали комнату, в которую он попал, и ситуацию, участником которой стал в первый же день. Ситуация, как водится, обрастала все новыми подробностями, которые, надо думать, были сочинены самими участниками обсуждения. Ученики совещались насчет клички новичка, прикидывали варианты. Уже появились критики и фанаты его поступка. Кто-то рассказывал, что казарменного беглеца чуть не утащила болотница, легенды о которой то и дело всплывали в интернате во время костровых страшилок, и она бы довела дело до конца, будь беглец у воды один. Другие приписывали происшествие самому новичку: утверждали, что он – псих, который решил заработать внимание к своей персоне, чуть не утопив другого ученика. Третьи (таких было большинство) восхищались смелостью парня, дерзнувшего диктовать свои условия не где-нибудь, а в Казарме, к которой обитатели интерната относились с нескрываемой опаской. То, как новенький проявил себя у болота, лишь подчеркивало его героизм в глазах поклонников. Четвертые – в эту группу в основном входили «подмастерья» – громко рассказывали всем, как им наплевать на новичка и на его хваленый героизм. Пятые сокрушались об «ужасном событии, потрясшем всю школу», и едва не хватались за сердце от избытка переживаний.

Старшей все это не нравилось. Не нравилось, что новичок надерзил Майору; не нравилось, что большинство учеников это одобряло; не нравилось, что они задавали вопросы и интересовались персоной нового ученика, который даже на уроках сегодня не был. Старшая предчувствовала во всем этом нечто недоброе и внутренне готовилась к чему угодно.

Когда опустилась ночь, Старшая долго не могла уснуть. Ворочалась с боку на бок, упрямо пряталась лицом в подушку, пыталась покачиваться, как в колыбели, чтобы себя убаюкать, и даже считала овец. Все оказалось бесполезно. Что-то подбрасывало ее, стоило попытаться закрыть глаза. После тридцатой попытки уснуть она сбилась со счета и вскоре сдалась, рывком скинув одеяло и сев на кровати. На соседней тумбочке зажглась тусклая лампа.

– Старшая? Ты чего? – вымученно прощебетала светловолосая Принцесса – робкая девочка с ангельской внешностью. Она всегда чутко спала и просыпалась от каждого одеяльного шороха. Должно быть, от метаний соседки ей сегодня тоже было несладко, но ни замечаний, ни советов, ни даже простого недовольства в воздух от нее не последовало.

Старшая вздохнула.

– Спи. Все нормально, – нехотя ответила она, обувая кеды на босую ногу и заправляя шнурки под язычок, не завязывая. Думала сначала сменить обтягивающую ее тощую фигуру пижаму на теплую толстовку и джинсы, но передумала. Что-то подсказывало ей, что на это нет времени, и она и так много потеряла, пока боролась с бессонницей.

Схватив с тумбы резинку, Старшая небрежно стянула волосы в высокий хвост и взъерошила челку.

– Чего там? – заворочалась в полусне Лень, как всегда, растягивая каждое слово дольше, чем полагалось.

– Да спите! – шикнула Старшая, подкрадываясь к двери. На Принцессу она посмотрела неодобрительно, кивнув на лампу. – И выключи ее уже.

Принцесса беспрекословно послушалась. Лень, похоже, снова уснула. Хозяюшка, Белка и Игла от возни Старшей даже не пошевелились. Оглядев соседок и убедившись, что в комнате 47 все хорошо, Старшая тихо выскользнула в коридор и осторожно направилась к лестнице. Глаза непозволительно медленно привыкали к темноте. Обычно мрачные ночи в корпусе не пугали Старшую: она прекрасно знала, что бояться тут нечего. Но сегодня необъяснимая тревога всколыхнулась в ней, как болотный ил, и никак не желала оседать.

Где же?

– спрашивала себя Старшая, пытаясь нащупать источник своих тревог в темноте ученического корпуса. – Где сегодня?..

Однозначного ответа, как водится, не было. Его никогда не было, когда он был нужен, и в такие минуты Старшая чувствовала себя так, будто кто-то жульничает, играя с ней не по правилам. Но жаловаться было бесполезно: и так ясно, что проверять придется все, кроме учебного крыла, в котором в ночное время никого нет и не может быть. Остальная же территория… на ней все возможно.

Настоящее ночное дежурство, – вздохнула Старшая и спустилась на первый этаж. Теплый свет настольной лампы дотянулся до нее от входа. Старшая прислушалась. До нее долетело тихое похрапывание Катамарана, сменившего Горгону на ее посту. Коменданты ученического корпуса были подарком для любого, кто часто выбирался на улицу в неположенный час. Горгона чаще всего была поглощена любовными романами, а Катамаран – собственным храпом. Он погружался в сладкий младенческий сон почти каждый раз, когда принимал сидячее положение.