Территория нелюбви

И вот сейчас я смотрю на протянутую руку Рябинина… Каждая гейша умеет петь и танцевать. А я… не зря Алекс всегда смеялась, что я самая неправильная гейша. Ну когда-то же стоит попробовать, так почему не сейчас? Я решительно вкладываю в мужскую ладонь свою. От чужого прикосновения к моей коже по всему телу пробегают колючие неприятные мурашки, но я стискиваю зубы и терплю. Мы просто потанцуем. Я выбираюсь из-за стола и смотрю мужчине в глаза.

— Вы подскажете мне, что надо делать?

— Не понял, — Рябинин хмурится, — ты о чём?

— Это мой первый танец, Пал Ильич, — произношу доверительно и очень тихо.

— Ого! Вот это ответственность! Я аж вспотел от волнения. Ты только расслабься, ладно? И, пожалуйста, не думай о том, что надо делать, просто следуй за мной.

9.7

У нас получается, и я не могу сдержать торжествующей улыбки. Рябинин ведёт меня очень бережно и плавно, а я действительно забываю о том, что не умею танцевать. Потому что я танцую! Вот только противные мурашки до сих пор покалывают кожу, хотя Пал Ильич и не прижимает меня крепко. Наверняка он знает от Вадика о моих странностях, поэтому очень деликатен в прикосновениях.

«Спасибо», — говорю ему взглядом, и его глаза улыбаются.

— Надо полагать, я гениальный учитель танцев, — смеётся мой партнёр. — Хотя, стоит признать, здесь вовсе нет моей заслуги. Я же видел, как ты танцуешь с нунчаками, а это, Айка, даже покруче балета.

Да, Ли тоже так говорил…

— Ты в Киеве таким штукам научилась?

Я киваю одними ресницами.

— Давно?

— В десять лет, — отвечаю после недолгой паузы.

Рябинин не дурак — сразу понимает, что я не готова обсуждать эту тему, и легко переходит к актуальному:

— Как тебе свадьба?

— Громкая.

— О-о, это ещё главного конкурса не было! Вот где наверняка будет громко, — Пал Ильич смеётся, но мне кажется, что ему не весело.

Когда же уже закончится эта свадьба? Домой хочу, к Ричарду. И маму увести бы отсюда поскорее…

— Я знаю, что ты злишься на Вадима.

Молчу. Но это и не вопрос.

— Вадим сам очень переживает, ты ведь знаешь, как он привязан к тебе.

Пора отвязываться. И жизнь станет менее обременительной.

Сейчас прикосновения Рябинина-старшего кажутся особенно неуютными, почти обжигают.

— Я хочу в следующем году отправить Алекс учиться.

Хорошее дело, нужное.

— Тоже в Штаты отправите? — не удерживаюсь от колкости.

— Не язви. Я собираюсь это сделать не для жены своего сына, а прежде всего для моего ценного сотрудника. Алекс очень способная девочка и нужна мне здесь.

— Здорово придумали, Пал Ильич! А что, отлично — посадить её здесь на короткий поводок и пусть впахивает, пока Ваш сынок будет резвиться, как козел на вольных лугах.

— Ты не забывайся, твоя сестра работает прежде всего за зарплату, и очень хорошую, кстати. А замуж её никто силой не тащил.

Знаю, что он прав, но…

— Да Вы-то почему позволили Вадьке жениться? Ему же всего восемнадцать!

— Любовь у них, однако, — усмехается Рябинин. — Что бы детки не творили, лишь бы деток не творили. Я ведь и сам в восемнадцать женился…

— А развелись во сколько — в двадцать?

— В двадцать два, — рявкает он и с силой сжимает мою ладонь. — Но я никогда не забывал о сыне. И жене помогал до тех пор, пока она снова замуж не вышла. И Вадима своего я так же воспитывал. Он, может, и раздолбай, но не подлец. И женился он по любви, чтоб ты там себе не думала. А ты-то чем недовольна? Тебе же, дурочке, проще будет, я, может, только из-за тебя и смирился с этим безумным браком. Ты ж мне уже почти как дочь. Непутёвая…

Я дёрнулась в мужских объятиях, и они стали жёстче.

— Да на хрен Вы…

— Молчать, малявка! На себя посмотри — одни глаза остались! Ты же ребёнок ещё, а пашешь, как здоровый мужик. Тебе учиться надо, отдыхать больше, на танцульки бегать, а не от гайцов каждый день по дворам прятаться.

— А свадьба-то здесь при чём?

— При всём! Случись чего — так мы теперь почти родственники, в крайнем случае, опеку над тобой оформим. Да хоть вон на Альку твою. И тогда ей без поддержки тоже никак. А ты у нас девка хоть и самостоятельная, но ты ж катастрофа ходячая! Сейчас даже из соседей кто-нибудь капнет, и поедешь в детский дом воспитываться. На мамашу вашу, уж извини, надежды никакой.

Я тут же ищу глазами маму, чтобы с грустью убедиться, что на её счёт Рябинин прав. Пьяно улыбаясь, она повисла на шее какого-то молокососа, а тот с энтузиазмом шарит у неё под платьем. О, господи, и всё это видит Стеф!

— Танец закончился, — я резко вырываюсь из рук Пал Ильича и устремляюсь спасать маму.

— Как скажешь, кнопка. Я помогу…

В толпе я быстро нахожу взглядом сестёр и вижу дрожащие губки Стефании и яростно раздувающиеся ноздри Алекс.

— Сама справлюсь, — бросаю Рябинину на ходу.

— Кто бы сомневался, — ухмыляется, — но я всё же помогу.

Он быстро опережает меня и, ловко оттеснив от мамы плохо танцующего мальчика, занимает его место и утанцовывает мою нетрезвую родительницу подальше от общего внимания.