Территория нелюбви

— Вот оно что?! Как интересно! — всплеснул пухлыми ручками адвокат. — Сейчас Вы нам непременно расскажете о своей дочке, Анастасия Михайловна, а пока, пожалуйста, располагайтесь во главе стола, — и кивнул на круглый стол.

Впрочем, никто, кроме мамы, не поспешил занять место за столом переговоров, потому что Крыса напомнила, что они явились сюда не чаи распивать. Но Одиссей быстро заинтриговал гостей, заявив, что некоторые новости лучше переваривать сидя. Люся, боясь пропустить самое интересное, уже вернулась с чайным сервизом и теперь, растопырив уши, быстро хлопочет около стола, во главе которого с важным видом восседает Анастасия Скрипка.

— Людмила, проводи пока Айю в её комнату, — распорядился папа, — мы пригласим её, если потребуется.

Трындец! Они же из-за меня здесь собрались! А меня в комнату?

— А вот девочку отправлять не надо, Павел Ильич, — решительно возразила усатая бабища.

— У нас есть к ней несколько вопросов, — резко встряла инспекторша с крысиной рожей и расстреляла меня свирепым отрепетированным взглядом, типа видящим меня насквозь и призывающим обмочиться.

Но, во-первых, я уже пописала, а во-вторых, видала рожи и пострашнее.

Папа тут же озвучил Крысе своё категоричное «нет», а я весомо добавила:

— Без психолога меня нельзя допрашивать. А вдруг я ребёнок с неустойчивой психикой?

— Люсенька, будьте добры, проводите неустойчивого ребёнка, — ласково прорычал Одиссей и, указав мне глазами на выход, начал плести перед комиссией своё хитрое кружево.

— Я и сама дорогу знаю! — ворчу себе под нос, направляясь к лестнице, ведущей на второй этаж.

— Присутствие психолога необязательно, деточка, если здесь находится твоя мама, — воркует мне вдогонку усатая.

— Так ведь это… если она находится, — я поворачиваюсь к ней. — Но моя мама уже семнадцать лет никак не находится. Наверное, у меня её просто нет.

Тётка недовольно дёргает усами и хмурит брови…

— Нет, вы это слышали?! Вот дрянь! — взревела Настя.

— Рот закрой! — рявкнул папа.

— Сам закрой, педофил проклятый! — храбро верещит Анастаси. — Что, купил молодую девчонку? Айка, хоть бы ты постеснялась! Ни стыда ни совести!

— Как обычно, ничего лишнего! — бросаю в ответ под укоризненным взглядом Одиссея, прежде чем исчезнуть с глаз гостей.

18.5

Войдя в свою спальню, я мягко прикрываю дверь, задавив в себе порыв долбануть ею со всей дури. Не надо давать этим налётчикам лишнюю пищу для обсуждения. Нет, ну нормально? У меня ж там судьба решается! А через час меня ждёт клиент… в часе езды отсюда. Чёрт! А я здесь — в спальне! Быстро пишу сообщение и отменяю встречу — один вопрос закрыт. Но в гостиной по-прежнему говорят обо мне… Без меня!

Шумоизоляция у господина Рябинина отличная — в спальне, как в бункере. Но стоило мне открыть дверь, как воздух наполнился звонким голосом Анастаси. Певица она всё же голосистая. Но по делу поёт редко. Поэтому я крадусь ближе к лестнице, чтобы услышать остальных.

— Да я не понимаю, о чём Вы говорите?! — кричит Настя. — Это какая-то бредятина! Моя жизнь, знаете ли, тоже была не сахарной! Вы же ничего про меня не знаете! Я не чаяла, как вырваться отсюда! Да я Богу молилась, чтобы он дал мне доброго порядочного мужа!

Эх, жаль, что папа Валик не молился Богу!

— Анастасия, мы сейчас говорим о другом, — мягко напоминает Одиссей.

— Вы сейчас говорите обо мне! А у меня с самого детства незаживающая психологическая травма!

Настя, что ты лепишь?! Какое детство? Тараканы в твоей башке аплодируют стоя!

— Травма? Как любопытно… — вкрадчивый голос Одиссея едва слышен. — А Вы, случайно, свои детские рисунки с собой не прихватили?

Ну зачем он её стебёт прилюдно? Я прижимаюсь к стене и изо всех сил напрягаю слух…

— Что, плохо слышно? — шепчет мне на ухо папин голос, а я вздрагиваю от неожиданности и встречаю его смеющийся взгляд.

Но мне не стыдно — я злюсь!

— Пап, — грубо хватаю его за лацканы, — ну ты ведь… ты же такой красивый и умный мужчина!

— Начало мне нравится, — он улыбается, быстро чмокает меня в нос и, обняв за плечи, подталкивает к моей комнате. Я не сопротивляюсь.

— А мама… она ведь такая расчётливая, — проглатываю слово «ограниченная», — она совсем тебе не подходит! Ну как же ты мог с ней?

Мы входим в комнату и, развернувшись, я ловлю папин растерянный взгляд.

— Да я в то время не особенно и задумывался, — пожимает плечами. — И какой уж там ум… в молодости?..

— А я не про тогда, а про сейчас! Ты же… Вы же с ней…

— Да ничего мы с ней, — он удивлённо округляет глаза. — Клянусь тебе, ничего не было!

— А подарки? Часики… сережки…

Ой, дура-а! Зачем я вообще об этом спрашиваю?

— Какие подарки? Ну, давал я ей пару-тройку раз денег, чтобы она с тебя их не трясла… А чем уж она себя там одаривала — мне как-то…

— Правда? — задаю идиотский ненужный вопрос, смеюсь и сама же себе отвечаю: — Правда.

— Напридумывала себе, — игриво ворчит папа и обнимает меня.