Террористы

Номер Первый. Кстати, о вашей семье... Все чувствуют себя хорошо, свежий воздух идет им на пользу.

Министр. А что, есть какие-нибудь...

Номер Первый. Письмо от жены и детей лежит в вашей спальне... А ваш старший сын назначен сержантом в один из наших отрядов.

Министр. Уговаривал ведь идиота в прошлом году вернуться в Гарвард. Но он предпочел здешних девок.

Номер Первый. После победы такой сын будет настоящим сокровищем.

Министр. Только бы не в деревянной упаковке.

Номер Седьмой. Он вас стыдится.

Министр. И правильно делает.

Номер Первый и Министр улыбаются друг другу.

Номер Первый. Все забываю спросить у вас...

Министр. Спрашивайте, но сначала сядьте, пожалуйста... А то я не знаю, как мне быть — будущий Отец Нации стоит, а я сижу.

Номер Первый(садится на диван). Меня заинтриговала обстановка вашей гостиной. Старинная колониальная мебель...

Министр. Подлинная, уверяю вас, дорогой мой команданте, подлинная.

Номер Первый. И эти картины. Новейшие направления в искусстве и наш отечественный фольклор.

Министр. Вы хотите сказать: картины не соответствуют мебели?

Номер Седьмой. Мне такое сочетание очень нравится. По принципу полифонии.

Министр. Благодарю. (Номеру Первому.)

А вы бы повесили тут старинные картины?

Номер Первый. Да.

Министр. Плохо мое дело.

Номер Седьмой. О чем вы?

Министр. О своем будущем.

Номер Первый. Почему?

Министр. Потому что вы, кажется, доктринер не только в политике... Пристрастие к стилистическому единству не обещает ничего хорошего таким, как я... Боюсь, я не впишусь в новую систему, которую вы хотите создать.

Номер Первый. Вы обобщаете частности.

Министр. Только благодаря этому я еще жив.

Номер Первый. Но вы не ответили на мой вопрос... Почему вы выбрали эти картины?

Министр отпивает глоток виски.

Министр. Дорогой мой команданте, в этом интерьере как в зеркале отражается мое «я»... И «я» многих других, кто живет в нашей стране. Мебель — славные традиции, омытые кровью; картины — современность; а опусы деревенских художников — то, что утрачено нами в прошлом и настоящем.

Номер Первый. Вам нечего опасаться. Златоусты всегда найдут себе место при любом режиме.

Министр. Если они не лишены определенной дозы подлости. Как я, например.

Номер Первый. Я бы назвал это скорее меланхолическим цинизмом.

Министр. После таких комплиментов в свой адрес, надеюсь, я могу себе позволить еще одно обобщение. Так вот, дорогой Избавитель Отечества, все революции кроме целей социальных и политических ставят перед собой еще одну, невыполнимую задачу: воспитать Нового Человека. Человека с большой буквы. Что это должно означать? Подчинение личности лозунгам революции. А этого никогда не удается достигнуть, даже если в первом послереволюционном поколении пропаганда и добивается больших успехов, — потому что это означало бы окаменение. А жизнь — это отрицание окаменения. (Отпивает глоток из стакана.) К сожалению, вожди революции часто стремятся воплотить в жизнь этот утопический замысел. И чем больше общество упирается, тем более суровые меры к нему применяются. Доходит до того, что вожди сердятся на свой народ, он им даже мешает... Поэтому, когда вы заговорили о стилевом разнобое в моей гостиной, у меня по спине мурашки побежали.

Номер Седьмой. Но общество должно измениться.

Министр(Номеру Первому)

. Вот, пожалуйста... (Номеру Седьмому). Оно изменится, мой мальчик; только, как ни странно, этот процесс трудноуправляем.

Номер Седьмой. Ничего, мы справимся.

Министр. Увы, будете вынуждены.

Номер Первый(с улыбкой). Вы проявляете трогательную заботу о будущем, господин министр.

Министр. Люблю поболтать за стаканчиком виски.

Номер Первый. Я заинтересовался вашим интерьером, потому что в принципе мне здесь нравится.

Министр(с улыбкой). Отличный маневр... А я уж думал, что вас, как будущего Великого Мастера Унификации, с души воротит от такой стилистической мешанины... Что ж, всякий человек, когда ему грозит опасность, становится подозрительным.

Номер Первый. И все-таки я бы повесил здесь старинные картины.

Министр. Вы играете со мной, команданте. Словно кот с птичкой.

Номер Первый. О нет... Мое детство прошло в бедности. Хороший вкус в моем представлении — это та обстановка, которую я видел в домах моих богатых приятелей. Жалкая имитация колониальной мебели и убогая живопись в золоченых рамах. Чудовищно... Поэтому, если бы у меня была подлинная старинная мебель, я бы подобрал к ней картины из той же эпохи. Сбылась бы мечта детства.