Терской фронт - Терской фронт. Буря над Тереком. Билет в один конец

– Именно так, – поддакиваю я. – И вообще, я конечно, в здешних реалиях пока не шибко хорошо разбираюсь, но по вашим же рассказам судя… Странные какие-то эти бредуны были: радиосвязью пользовались очень грамотно, с дисциплиной – полный порядок, на верную смерть остались, чтобы отход старшего прикрыть. Да и сам старший… Сообразил, что его живым взять хотят, – хлоп, и «маслину» себе в бошку… Прямо не бандит с Пустошей, а самурай какой-то, разве что без шашки.

– Да уж, – соглашается комбриг, – действительно, необычная банда… Ладно, когда будете продавцов вязать, уж будьте аккуратнее, постарайтесь в живых побольше народу оставить. Может, они чего интересного расскажут.

– Обязательно, – клятвенно заверяю я. – Опять же, контрабандисты, думаю, похлипче бредунов будут. Они ж просто жулье, а не убийцы. Трупы на них гирляндами не висят, им пеньковый галстук[172]

не корячится, наверняка каторгой отделаются. Так что – до последнего патрона отстреливаться не будут. Если поймут, что их прижали и удрать не выйдет, – сразу лапки в гору задерут.

– Твоими бы устами, – качает головой Лапшин. – Парни-то твои как?

– А, – улыбаюсь я, – чего с ними будет? Счастливы – словно карапузы в песочнице. Это ведь с момента нашего тут появления первое настоящее дело. До этого – инструктажи да тренировки. Застоялись хлопцы в седлах… А тут такая возможность размяться! Чуть не передрались – кто поедет. Пришлось гавкнуть, чтоб порядок навести и своей властью добровольцев назначать.

– Как дети! – понимающе хмыкнул полковник.

– И не говорите, Андрей Василии! Есть одна поговорка, очень в тему: «Армия – тот же детский сад, только… э-э-э… писюны длиннее и автоматы настоящие». Вот она как раз про моих гавриков.

– Ладно, – Лапшин с трудом подавил рвущийся смешок, – давай-ка посидим, померкуем, как и где продавцов брать будем.

Несмотря на весь мой достаточно богатый в этой области опыт, лежать в засаде – занятие очень сложное и утомительное. Когда ведешь наблюдение за противником, как мы с Толей в свое время у моста возле Белгатоя или в Ца-Ведено, – все несколько проще: на той стороне постоянно какая-то движуха идет, кто-то куда-то бегает, что-то происходит. Словом, меняется обстановка. А вот лежать так, как мы сейчас, затихарившись под довольно реалистично изображающими выгоревшую под летним солнышком сухую степную травку маскировочными накидками и гадать в ожидании: приедут или нет… Все почти как в той древней, времен афганской войны песенке:

А мы сидим в засаде втихаряИ кушаем дубовые галеты.

Курить нельзя, вставать и спать нельзяИ не дай бог захочешь в туалет ты…

Отличная песня, и очень точно самочувствие в таких ситуациях передающая. Я ее еще в той, прошлой жизни, в одной хорошей книжке вычитал. Там, кстати, парняга тоже впух некисло, вроде как я. Только, повезло ему больше, и попал он в хотя и опасный, но, по крайней мере, вполне предсказуемый и знакомый (пусть только по учебникам и художественным фильмам-книгам) сорок первый год, где развернулся во всю ширь своей щедрой русской души и в конце концов в личные порученцы к усатому Вождю Народов угодил. Живут же люди, а! Одному мне, как тому бедному Ванюшке из поговорки, – всюду камушки. И попал черт знает куда, и занимаюсь непонятно чем. Хотя, нет, чем именно занимаюсь, как раз очень даже понятно – в засаде лежу. Жду и бдю, блин.