Терской фронт - Терской фронт. Буря над Тереком. Билет в один конец

С чего бы, интересно? У Коваля – «Печенег», у Руса – снайперская винтовка на базе «трехлинейки» Мосина, правда, переделанной и тюнингованной до неузнаваемости. Этот старый, наверное, еще времен афганской войны, а может, еще более древний фокус мы уже давно отработали и освоили. Дело тут вот в чем: у СВД и ПК, ну, а в нашем случае «Печенега» и «моськи», патрон, по сути, одинаковый. Нет, есть некоторая разница в весе и качестве обработки пули и пороховой навеске, но это все только на баллистике отражается. А вот звук у них – абсолютно одинаковый. Вот и приноровились наши «диверы» на передовой работу снайпера под шальную пулеметную очередь маскировать. По команде снайпера пулеметчик дает короткую, беспокоящую очередь, а сам снайпер в тот же самый момент отрабатывает по заранее намеченной цели. И что в результате видит противник? Все верно, сначала пулемет пролязгал, пули над головой вжикнули, а кому-то не повезло – случайная вроде, а точно в лоб. Бывает же такое… Опять же, если придется снайперу экстренно рвать когти, то лучшего прикрытия, чем грамотный пулеметчик ему и придумать сложно. Разве что реактивная установка залпового огня, но это уже совсем из области фантастики.

– Великан, мы поскакали, спешить нужно!

– Добро. До связи.

Руслан прав, если упустим момент, то вставшее солнце окончательно угробит все немногочисленные следы, что не смогли уничтожить выродни: высохнет роса, поднимется трава, и все – ловите в поле конский топот. А вот если он прямо сейчас «возьмет пеленг» – никуда они от нас не денутся. Руслан в горах Терского фронта и бывших Закавказских республик несколько лет партизанил и на турецких аскеров охотился. Один, без поддержки. Такой если на след встанет – шансов оторваться попросту не будет. Но вот воевать в одиночку ему уже хватит, один раз он на этом уже чуть не погорел, угодив в плен к туркам, и, если бы не один бестолковый, но чертовски везучий омоновский «прапор» с его старыми связями и знакомствами – давно бы гнил в какой-нибудь яме под Шароем.

Позади сначала послышался топот ног, а потом – рыгающие звуки. Похоже, наши союзники из Нефтянки выскочили на площадь. Пожалуй, стоит дать им пару-тройку минут на то, чтобы очухались. Нам сейчас план дальнейших действий обсуждать, а они вряд ли будут с ходу в состоянии что-то слушать и о чем-то думать.

Вид у подошедшего ко мне минут через пять Прохорова, мягко говоря, неважнецкий. Глаза пустые, будто у манекена, лицо бледное, губы синюшные, ноги в коленях ощутимо подрагивают. Думаю, я минут десять назад выглядел не намного лучше, а может, и до сих пор так же выгляжу, не знаю, зеркала под рукой нет. Но Прохорову явно не до моего внешнего вида, он, по-моему, сейчас вообще ничего и никого не замечает.

– Там, на воротах, – негромко и как-то преувеличенно спокойно, словно разговаривая сам с собою, бормочет он. – Это не Антоха. Нет, это не он…

– Друг? – я не знаю, как привести в себя этого явно впавшего в прострацию мужика, но и оставлять все так, как есть, тоже нельзя.

– Брат младший, – лицо у Владимира Сергеевича застывшее, мертвое, будто посмертная гипсовая маска, и такое же белое. – У него три дочки… Племяшки мои… Зоя, Вика и Иришка. Самой старшей шестнадцать этой осенью будет…

Ой, твою ж мать!!! Так вот чего он так сюда рвался и почему так странно выглядел…

– Толя, Санек, хватайте его и на выход. Бегом!!! И противошокового ему в обязательном порядке!

– Коньяку или спирта? – понимающе смотрит на меня Шуруп.

– Лучше коньяку возьми из моего НЗ, и по роже похлопайте, что ли, чтоб в себя пришел. Только осторожно, а то нарветесь на оборотку… Он медведь здоровый, еще сломает вам что-нибудь.

– Тогда коньяку ему я налью, а по морде пускай Толик хлопает, – Саня пытается улыбнуться, но выходит только кривая и неестественная ухмылка.

Вот ведь крепкие нервы у парня. Такого насмотреться, а потом еще и шутить пытаться – это просто стальным человеком нужно быть.

Оглядываю свое бледное и притихшее воинство.

– Здесь мы уже ничем помочь не можем. Можем только догнать и покарать тех, кто это сотворил. Все, уходим.

Про необходимость похоронить тела никто даже и намекнуть не попытался. Во-первых, чем сильнее мы тут задержимся, тем дальше уйдут бредуны. Во-вторых, в гробу я видал эту высокую честь! Пусть этим местные занимаются. Как там: «Пусть каждый сам хоронит своих мертвецов»? Нет, в оригинале, было, кажется, немного по-другому, но смысл я передал. Мы здесь – чужие, пришлые. Если сможем – сделаем свое дело и уйдем, если нет – все тут в землю ляжем. Но вот хоронить хуторских – не наш долг и не наша забота.