Тесен круг. Пушкин среди друзей и… не только

О, дети родины, вперёд!Настал день нашей славы;На нас тиранов рать идёт,Поднявши стяг кровавый!Вам слышны ли среди полейСолдат свирепых эти крики?Они сулят, зловеще дики,Убийства женщин и детей.

Безусловно, многие солдаты и офицеры знали слова революционного гимна, звавшего когда-то французов на защиту республики. А кого они пришли защищать в Москву? Кто угрожает им? Их семьям? Кто несёт им рабство? Несмотря на торжественность момента, настроение в рядах победителей было напряжённым. Граф Сегюр вспоминал:

— Ни один москвич не показывался, ни одной струйки дыма не поднималось из труб домов, ни малейшего шума не доносилось из этого обширного и многолюдного города. Казалось, как будто 300 тысяч жителей точно по волшебству были поражены немой неподвижностью. Это было молчание пустыни!

Тревожное состояние покорителей Европы передаёт офицер Цезарь де Ложье: «Молча, в порядке, проходим мы по длинным пустынным улицам; глухим эхом отдаётся барабанный бой от стен пустых домов. Мы тщетно стараемся казаться спокойными, но на душе у нас неспокойно: нам кажется, что должно случиться что-то необыкновенное. Москва представляется нам огромным трупом; это царство молчания, сказочный город, где все здания воздвигнуты как бы чарами нас одних. Мы нигде не видим ни одного русского и ни одного французского солдата. Страх наш вырастает с каждым шагом: он доходит до высшей точки, когда мы видим вдали, над центром города, густой столб дыма».

…На картину жизни завоевателя, нарисованную другом, поэт ответил полным отрицанием:

Нет, не у счастия на лонеЕго я вижу, не в бою.Не зятем кесаря на троне,Не там, где на скалу своюСев, мучим казнию покоя,

Осмеян прозвищем героя,Он угасает недвижим,Плащом закрывшись боевым;Не та картина предо мною.

То есть ни воинская слава Наполеона, ни его восхождение от безвестного лейтенанта до полноправного члена семьи одного из старейших монархических родов Европы (Габсбургов), ни трагический конец столь феноменальной карьеры особенно поэта не вдохновляли. Так что же возбуждало у него особый интерес, кого он назвал героем?

Одров я вижу длинный строй,Лежит на каждом труп живой,Клеймённый мощною чумою,

Царицею болезней; он,Не бранной смертью окружён,Нахмурясь ходит меж одрамиИ хладно руку жмёт чуме,И в погибающем умеРождает бодрость… (3, 199)

Этот эпизод случился, когда армия Наполеона возвращалась из Сирии в Египет. Пушкин узнал о нём из «Мемуаров» Бурьена, выходивших в 1829–1830 годах. Описание страшной болезни, поразившей французов, живо напомнило Александру Сергеевичу о собственных наблюдениях, сделанных во время путешествия в Арзрум:

— Мысль о присутствии чумы очень неприятна с непривычки. Желая изгладить это впечатление, я пошёл гулять по базару. Остановясь перед лавкою оружейного мастера, я стал рассматривать какой-то кинжал, как вдруг ударили меня по плечу. Я оглянулся: за мной стоял ужасный нищий. Он был бледен как смерть; из красных загноённых глаз его текли слёзы. Мысль о чуме опять мелькнула в моём воображении. Я оттолкнул нищего с чувством отвращения неизъяснимого и воротился домой очень недовольный своею прогулкою (6, 699).

Поэтому на следующий день Александр Сергеевич повторил свой променад:

— Я отправился с лекарем в лагерь, где находились зачумлённые. Я не сошёл с лошади и взял предосторожность встать по ветру. Из палатки вывели нам больного; он был чрезвычайно бледен и шатался как пьяный. Другой больной лежал без памяти. Осмотрев чумного и обещав несчастному скорое выздоровление, я обратил внимание на двух турков, которые выводили его под руки, раздевали, щупали, как будто чума была не что иное, как насморк. Признаюсь, я устыдился моей европейской робости в присутствии такого равнодушия (6, 699).

Словом, Пушкин воочию соприкоснулся с чумой и мог оценить мужество человека, дерзнувшего находиться среди поражённых этой болезнью. Свои ощущения он передал через стихотворного поэта:

Клянусь: кто жизнею своейИграл пред сумрачным недугом,Чтоб ободрить угасший взор,Клянусь, тот будет небу другом,Каков бы ни был приговорЗемли слепой.

Прагматичный друг пытается охладить восторженность приятеля: