Тесен круг. Пушкин среди друзей и… не только

Из других произведений поэта в номере были трагедия «Скупой рыцарь», очерк «Путешествие в Арзрум» и начало романа «Рославлев». Тема Отечественной войны 1812 года, затронутая в романе, подкреплялась заметкой Н. В. Гоголя «О походных записках артиллериста» И. Т. Радожицкого и его обращением к участникам наполеоновских войн. «Доныне, — писал Николай Васильевич, — если бывший в Париже офицер, уже ветеран, уже во фраке, уже с проседью в голове, станет рассказывать о прошедших походах, то около него собирается любопытный кружок. Но ни один из наших офицеров до сих пор не вздумал записать свои рассказы в той истине и простоте, в которой они изливаются устно. То, что случилось с ними, как с людьми частными, почитают они слишком неважным и очень ошибаются. Их простые рассказы иногда вносят такую черту в историю, какой нигде не дороешься».

Конечно, молодой писатель несколько сгустил краски — к 1836 году вышло уже немало воспоминаний о войнах с Наполеоном. Но его обращение ценно в том отношении, что отражало общий интерес к мемуарам о сравнительно недавней эпохе людских трагедий и славы. Поэтому тема Отечественной войны 1812 года затрагивалась во всех четырёх томах «Современника», выпущенных Пушкиным. Это «Предисловие к запискам Н. А. Дуровой» (том 2-й), статьи П. А. Вяземского (там же) и Д. В. Давыдова, стихотворение Пушкина «Полководец» (том 3-й), информация о выходе записок Дуровой «Кавалерист-девица» (том 4-й).

«Гвоздём» программы первого номера «Современника» стала работа Гоголя «О движении журнальной литературы в 1834–1835 годах». В ней громился «торговый триумвират» в русской журналистике Ф. В. Булгарина, Н. И. Греча и О. И. Сенковского, обличалось их «литературное безверие и литературное невежество».

Второй том «Современника» вышел 3 июля. Из-за отсутствия Пушкина, занятого похоронами матери, составление и корректуру этого тома взяли на себя В. Ф. Одоевский, П. А. Плетнев и А. А. Краевский. Одобряя их работу, Александр Сергеевич говорил:

— Второй № «Современника» очень хорош. Я начинаю его любить (10, 584).

В томе было помещено «Предисловие к запискам Н. А. Дуровой» издателя. Пушкин писал:

«В 1808 году молодой мальчик по имени Александр вступил рядовым в Конно-Польский Уланский полк, отличился, получил за храбрость солдатский георгиевский крест и в том же году произведён был в офицеры в Мариупольский Гусарский полк. Впоследствии перешёл он в Литовский Уланский и продолжал свою службу столь же ревностно, как и начал.

По-видимому, всё это в порядке вещей и довольно обыкновенно; однако ж это самое наделало много шуму, породило много толков и произвело сильное впечатление от одного нечаянно открывшегося обстоятельства: корнет Александров был девица Надежда Дурова» (7, 396).

Кавалерист-девица

С середины 1835 года начался издательский «роман» поэта с участницей наполеоновских войн Н. А. Дуровой, которая хотела опубликовать свои воспоминания. Переписка с Надеждой Андреевной продолжалась больше года; итоги её были минимальны: публикация в «Современнике» небольшого фрагмента «Записок» кавалерист-девицы.

…Надежде не повезло со дня рождения: мать не любила её. В своё время она сбежала от богатых родителей к бедному ротмистру Полтавского конного полка. Кочевая жизнь и ограниченность в средствах быстро остудили пылкие чувства. Вернуть расположение родителей мог внук, а родилась девочка, и однажды раздосадованная мать выкинула её из окна кареты.

Андрей Васильевич Дуров, отец Надежды, недолго думая, отдал дочь под присмотр одного из гусаров. Тот воспитывал девочку в меру своих возможностей: катал на лошадях, вместо игрушек давал ребёнку незаряженный пистолет, демонстрировал своё искусство владеть саблей.

Когда Надя подросла, мать, срывая досаду за неудачно сложившуюся жизнь, поедом ела дочь и не чаяла, как от неё избавиться. В восемнадцать лет её выдали замуж за дворянского заседателя Сарапульского нижнего земского суда В. С. Чернова. В январе 1803 года у них родился сын, но семейная жизнь тяготила Надежду. Бросив мужа и сына (это в начале XIX столетия!), она ушла к родителям. Там её, конечно, не ждали. Постоянные ссоры с матерью, её вечные попрёки, неуживчивость самой Надежды подтолкнули её к побегу из родительского дома: «Воинственный жар с неимоверной силою запылал в душе моей; мечты зароились в уме, и я деятельно начала изыскивать способы произвесть в действие прежнее намерение своё — сделаться воином, быть сыном для отца своего и навсегда отделаться от пола, которого участь и вечная зависимость начинали страшить меня».

Обрезав волосы, надев казачий костюм и сев на любимого жеребца, ринулась она в неизвестность. Довольная беглянка ликовала: «Итак, я на воле! Свободна! Независима! Я взяла мне принадлежащее — мою свободу. Свободу! Драгоценный дар неба, неотъемлемо принадлежащий каждому человеку! Я умела взять её, охранить от всех притязаний на будущее время, и отныне до могилы она будет и уделом моим, и наградой!»

Н. А. Дурова