Тесен круг. Пушкин среди друзей и… не только

В первой статье Давыдова цензору не понравилась критика начальствующих лиц, во второй — прославление народных масс, крестьян, которых он противопоставлял дворянам: «Сколь они возвышаются пред потомками тех древних бояр, которые, прорыскав два месяца по московскому бульвару с гремучими шпорами и густыми усами, ускакали из Москвы в отдалённые губернии, и там, пока достойные и незабвенные соотчичи их подставляли грудь на штык врагов родины, они прыскались духами и плясали на могиле Отечества! Некоторые из этих бесславных беглецов до сих пор вспоминают об этой ужасной эпохе как о счастливейшем времени их жизни!»

Отметив, что в высших военных сферах существует предубеждённость в отношении партизанской войны, Денис Васильевич изложил систему своих взглядов на этот вопрос. Задача партизанской войны, полагал он, состоит в том, чтобы истребить у неприятеля людские резервы, запасы вооружения и продовольствия. Партизанская война имеет влияние и на главные операции противника, так как его движение задерживается засеками, разрушенными переправами и налётами партизан.

Но и этого мало, писал Давыдов, партизанские действия имеют ещё и моральный фактор или нравственную часть, которая едва ли уступает «вещественной части этого рода действия». Поднятие духа своей армии и жителей, оказавшихся в тылу неприятеля, «потрясение и подавление духа в противодействующих войсках» — таковы плоды партизанской войны, искусно управляемой.

Всё это, вместе взятое, ведёт к усилению страха и падению дисциплины в рядах противника, а с падением дисциплины армия перестаёт существовать.

Давыдов, таким образом, первым обстоятельно разработал теорию партизанской войны, обобщив свой богатый практический опыт. Он пришёл к важному и принципиальному выводу:

партизанское движение способно обратить «войсковую войну в народную».

Находясь в тылу неприятеля, партизаны постоянно пребывали в опасности быть обнаруженными и уничтоженными. Это закаляло волю и притупляло чувства — было не до сентиментальности. Но вот крестьяне привели к Давыдову пленных и…

— Между ними, — вспоминал Денис Васильевич, — находился барабанщик Молодой гвардии именем Викентий Бод, пятнадцатилетний юноша, оторванный от объятий родительских и, как ранний цвет, перевезённый за три тысячи вёрст под русское лезвие и на русские морозы! При виде его сердце моё облилось кровью; я вспомнил и дом родительский, и отца моего, когда он меня, почти таких же лет, поручал судьбе военной! Как предать несчастного случайностям голодного, холодного и бесприютного странствования, имея средства к его спасению? Я его оставил при себе, велел надеть на него казачий чекмень и фуражку, чтобы избавить его от непредвидимого тычка штыком или дротиком, и, таким образом, сквозь успехи и неудачи, чрез горы и долы, из края в край, довёз его до Парижа здоровым, весёлым и почти возмужалым, передал его из рук в руки престарелому отцу его.

Да, отходчив русский человек, не может устоять против слабости.

«Сабля, водка, конь гусарский»

Можно сказать, что Д. В. Давыдов (1794–1837) родился солдатом: он участвовал во всех войнах, которые вела Россия в первой трети XIX столетия. В десять лет резвого ребёнка заметил Суворов и предрёк ему будущее: «Ты выиграешь три сражения!»

Не откладывая дела в долгий ящик, Денис «замахал саблею, выколол глаз дядьке, проткнул шлык няне и отрубил хвост борзой собаке, думая тем исполнить пророчество великого человека. Розга обратила его к миру и учению».

На восемнадцатом году жизни Денис поступил эстандарт-юнкером в Кавалергардский полк, о чём позднее вспоминал с юмором: «Привязали недоросля нашего к огромному палашу, опустили его в глубокие ботфорты и покрыли святилище поэтического его гения мукою и треугольною шляпою».

Денис был мал ростом и имел петушиный голос. Словом, не командир, но в конце 1803 года был произведён в поручики. Авторитет у сослуживцев помогали поддерживать стихи, особенно басни, некоторые из которых задевали молодого государя:

Да между нами, ведь признаться,Коль ты имеешь право управлять,

То мы имеем право спотыкатьсяИ можем иногда, споткнувшись, — как же быть, —Твоё величество об камень расшибить.(«Голова и ноги»).

В басне «Река и зеркало» говорилось о монархе, который злобится на критику и этим напоминает ребёнка, желающего разбить зеркало. В следующей басне прямо указывалось на физический недостаток царя (недослышал):

Хоть он глухая тварь,

Хоть он разиня бестолковый,Хоть всякому стрелку подарок он готовый, —Но все в надежде той,Что Тетерев глухойПойдёт стезёй Орлицы…(«Орлица, Турухтан и Тетерев»[136])