Тесен круг. Пушкин среди друзей и… не только

С замиранием сердца следили подростки за развитием событий: в действующих армиях (1-й и 2-й Западных) у многих были родственники. С непосредственностью и нетерпением отрочества, с его преувеличенным представлением о своих возможностях они рвались вослед ушедшим.

В журналах, газетах и других печатных изданиях прославлялись подвиги военачальников и прочих ратников. Надо ли говорить о том, как это действовало на отрока-поэта. 30 августа в Петербурге получили донесение М. И. Кутузова о сражении при Бородино. Михаил Илларионович сообщил царю, что сражение «кончилось тем, что неприятель нигде не выиграл ни на шаг земли с превосходящими своими силами». Эту осторожную фразу Александр I воспринял как реляцию главнокомандующего о победе, о чём тут же были оповещены жители столицы, что вызвало бурю восторга. Очевидец вспоминал:

— Весь город выскочил на улицы. Все, поздравляя друг друга с победою, обнимались, лобызались. С тех пор как Петербург стоит, не было такого ликования.

Но через две недели в город пришла чёрная весть: французы вошли в Москву, которую русская армия сдала без боя, и слава «выигранной» битвы сразу померкла.

Лицеисты тяжело переживали неудачу под Бородино. «Не могу не вспомнить, — писал М. А. Корф, — горячих слёз, которые мы проливали над Бородинскою битвой, признанною тогда победой, но в которой мы инстинктивно видели другое».

Особенно близко принял Александр к сердцу известие о падении старой столицы:

Края Москвы, края родные,

Где на заре цветущих летЧасы беспечности я тратил золотые,Не зная горести и бед,И вы их видели, врагов моей отчизны!И вас багрила кровь и пламень пожирал!И в жертву не принёс я мщенья вам и жизни;Вотще лишь гневом дух пылал!.. (1, 86)

С Москвой были связаны воспоминания о беззаботном детстве, в котором Александр был окружён вниманием родителей и близких родственников. Отрок с тоской вспоминал город, украшенный златоглавыми храмами, дворцами вельмож, садами и парками. И всё это сгинуло в пламени небывалого пожара:

Где ты, краса Москвы стоглавой,Родимой прелесть стороны?Где прежде взору град являлся величавый,Развалины теперь одни…

Ободряющую ноту в роковое известие внёс И. А. Крылов. В одном из номеров журнала «Сын Отечества» была помещена заметка о том, что в изолированной Москве французы употребляют в пищу ворон. Иван Андреевич откликнулся на неё басней «Ворона и Курица»:

Когда смоленский князь,Противу дерзости искусством воружась,

Вандалам новым сеть поставилИ на погибель им Москву оставил,Тогда все жители, и малый, и большой,Часа не тратя, собралисяИ вон из стен московских поднялися,Как из улья пчелиный рой…

С первых строк басни читателям внушалась мысль о том, что оставление Москвы связано со стратегическим замыслом М. И. Кутузова, что Москва — это искусная ловушка, призванная погубить завоевателей: «Попался, как ворона в суп». Эту заключительную фразу басни читатели относили (и не без основания) к самому Наполеону.

Басней «Волк на псарне» Крылов откликнулся на миссию Ж. А. Лористона, через которого французский император сделал последнюю попытку заключить мир:

Друзья! К чему весь этот шум?Я ваш старинный сват и кум.Пришёл мириться к вам, совсем не ради ссоры,Забудем прошлое, уставим общий лад!..

Не выходя из рамок басенного иносказания, Крылов дал замечательный по выразительности образ Кутузова в виде старика-ловчего, здравый народный смысл которого не позволил ему вступить в переговоры с хищником:

А потому обычай мой:С волками иначе не делать мировой,Как снявши шкуру с них долой.

Широкое распространение получила в 1812 году карикатура; она способствовала возбуждению ненависти к завоевателям и их вождю. Карикатуры были своего рода памфлетами и способствовали организации борьбы народа против более сильного противника. Стиль карикатур был тенденциозно-аляповатый, оглуплявший врага. Это способствовало их широкому распространению. Тиражированием карикатур занимались не только государственные и частные типографии, но и походная, существовавшая при Главной квартире армии.