Тесен круг. Пушкин среди друзей и… не только

После выхода Пушкина из лицея Василий Андреевич ввёл его в литературное общество «Арзамас». Александр посещал «субботники» Жуковского — еженедельные поэтические вечера, читал на них свои новые произведения. В жизни Пушкина родоначальник русского романтизма занимал совершенно особое место: это был поэт-учитель, поэт-предшественник и старший друг, вступавшийся за Александра Сергеевича во многих эпизодах его бурной жизни, всячески поддерживавший и остерегавший его:

— Твоя будущая прекрасная слава, которую ты должен, должен, должен взять (теперешняя никуда не годится, она не согласна с твоим достоинством).

— Ты рождён быть великим поэтом, будь же этого достоин. Ты имеешь не дарование, а гений. Ты создан попасть в боги — вперёд.

— Читал «Онегина» и «Разговор», служащий ему предисловием. Несравненно! По данному мне полномочию предлагаю тебе первое место на русском Парнасе. И какое место, если с высокостию гения соединить и высокость цели!

«Сверчок моего сердца», — с любовью и нежностью обращался Василий Андреевич к молодому поэту.

Жуковский сразу понял, что с явлением Пушкина он потерял первое место на поэтическом олимпе, и уже в 1818 году писал: «Чудесный талант! Какие стихи! Он мучит меня своим даром как привидение».

Отзывчивый на внимание и ласку Пушкин восклицал, говоря о своём старшем друге и покровителе:

— Что за прелесть его небесная душа! Он святой, хотя родился романтиком и человеком, да каким ещё!

Да, у Жуковского слово не расходилось с делом. На тридцатом году жизни этот глубоко штатский человек вступил в Московское ополчение и участвовал в Бородинском сражении. «Мы стояли, — вспоминал Василий Андреевич, — в кустах на левом фланге, на который напирал неприятель; ядра невидимо откуда к нам прилетали; всё вокруг нас страшно гремело, огромные клубы дыма поднимались на всём полукружии горизонта, как будто от повсеместного пожара, и наконец ужасною белою тучею охватили половину неба, которое тихо и безоблачно сияло над бьющимися армиями».

Многочасовое пребывание в бездействии было тяжелее участия в бою: люди гибли от шальных ядер, залетавших в тыл армии. Это была смерть без порыва и подвига. Офицер 50-го егерского полка Н. И. Андреев писал позднее: «Московское ополчение стояло в колонне сзади нас на горе; их било ядрами исправно и даром».

После отхода русской армии в Тарутино Жуковский был взят в Главную квартиру[35]. Там он участвовал в подготовке и литературном редактировании приказов и донесений, а в свободные часы работал над поэмой «Певец во стане русских воинов». Уже в ноябре она была напечатана как «летучий листок» в походной типографии армии. Отдавая должное подлинным героям Отечественной войны, Жуковский писал:

Хвала, наш Вихорь-атаман,Вождь невредимых Платов!Твой очарованный арканГроза для супостатов.Орлом шумишь по облакам,

По полю волком рыщешь,Летаешь страхом в тыл врагам,Бедой им в уши свищешь;Они лишь к лесу — ожил лес,Деревья сыплют стрелы;Они лишь к мосту — мост исчез;Лишь к сёлам — пышут сёлы…

Поэма получила большую известность и поставила Жуковского на первое место среди ведущих литераторов России. Прапорщик Николай Коншин (будущий литератор, друг Баратынского), вспоминая о впечатлении, произведённом ею, говорил: «Эта поэма, достойная Георгия I[36]

степени, делала со мной лихорадку».

…Жуковского Пушкин знал с детства. Александр посещал его «субботы», встречался с Василием Андреевичем также у Карамзиных, Олениных и А. И. Тургенева. Два визита к поэту-романтику запечатлены в шутливых стихах Александра Сергеевича:

Штабс-капитану, Гёте, Грею,Томсону, Шиллеру привет!Им поклониться честь имею,Но сердцем истинно жалею,Что никогда их дома нет (1, 411).

Эта запись была сделана Пушкиным на дверях квартиры Жуковского, которого он не застал дома. «Штабс-капитан» — воинское звание автора «Певца во стане русских воинов», а далее имена поэтов, произведения которых переводил Василий Андреевич.

Следующий аналогичный эпизод связан с приглашением Жуковского генералом Н. Н. Раевским на обед. Передать оное взялся Пушкин, прихвативший с собой младшего сына Николая Николаевича. В записке, оставленной хозяину квартиры, Александр Сергеевич гадал:

Какой святой, какая сводняСведёт Жуковского со мной?Скажи, не будешь ли сегодняС Карамзиным, с Карамзиной? —На всякий случай — ожидаю,Тронися просьбою моей,Тебя зовёт на чашку чаюРаевский — слава наших дней.