Тэсс из рода д'Эрбервиллей. Джуд Незаметный

Давно уже не было такой зимы. Подкралась она незаметно, и приближение ее напоминало строго рассчитанные ходы шахматиста. Как-то утром несколько чахлых деревьев и кустов в живой изгороди, казалось, приняли облик животных. Каждая ветка покрылась белым ворсом, словно за одну ночь обросла мехом, и сделалась в четыре раза толще; и теперь кусты и деревья казались рисунком, набросанным мелом по хмурому серому небу. Обнаружилась паутина на стенах и навесах, там, где никто ее не заметил бы, не покройся она мельчайшими кристаллами; петлями белой пряжи висела она на выступах сараев, на столбах и воротах.

После изморози ударили морозы, и с Северного полюса начали прилетать на плоскогорье Флинтком-Эш странные птицы — худые, призрачные, с печальными глазами; там, за недоступным Полярным кругом, где от холода в жилах стынет кровь, они были свидетелями страшных катастроф, о которых не имеют представления люди: они видели столкновения айсбергов и обвалы снежных холмов при свете северного сияния, и вихри снежных бурь почти ослепили их; глаза их хранили ужас, рожденный этим зрелищем. Птицы подпускали Тэсс и Мэриэн совсем близко, но не рассказывали о том, что видели и чего никогда не увидит человек. Им чуждо было тщеславие путешественника, повествующего о виденном; немые и бесстрастные, они не хранили впечатлений, ибо не придавали им значения, — этих залетных странников интересовало только то, что происходило на плоскогорье: две женщины поднимали вилами комья земли, обнажая корни, которые могли оказаться съедобными.

Но вот однажды на этом открытом плоскогорье повеяло чем-то особенным. Было холодно, но не морозно, в воздухе чувствовалась влажность, не предвещавшая, однако, дождя. У Тэсс и Мэриэн ныли глаза, болел лоб, и хотя холод не щипал кожи, он пронизывал до костей. Они знали, что это предвещает снег, — и действительно, ночью начался снегопад. Тэсс по-прежнему жила в том самом домике с теплой стеной, вселявшей бодрость во всякого путника, прислонявшегося к ней. Проснувшись среди ночи, она услышала над головой такой шум, словно все ветры обрушились на соломенную кровлю дома. Утром она зажгла лампу и увидела, что снег проник сквозь щель в оконной раме и у стены вырос конус из мельчайшей белой пудры. Снег ворвался в комнату и через дымовую трубу, покрыв пол тонким слоем, на котором оставались следы башмаков Тэсс. Снаружи бушевал ветер, и в кухне стояла снежная мгла, но было еще слишком темно, чтобы разглядеть, что делается на улице.

Тэсс поняла, что работать на брюквенном иоле немыслимо. Когда она завтракала при свете маленькой лампы, пришла Мэриэн и сообщила, что, пока погода не изменится, они будут работать в риге с другими женщинами, отделявшими солому от колосьев. Как только черная мантия ночи начала светлеть, принимая сероватый оттенок, они погасили лампу, надели самые теплые свои чепцы, обмотали шеи шерстяными шарфами, концы которых перекрещивались на груди, и отправились к риге. Снег явился вслед за птицами с Полярного круга, словно белый облачный столб, — не видно было отдельных хлопьев. Ветер принес запах айсбергов, арктических морей, китов и белых медведей и с такой стремительностью гнал снег, что он только лизал землю, но не покрывал ее. Сгорбившись, брели они по полям, стараясь держаться ближе к изгородям, которые, впрочем, не защищали от ветра и скорее играли роль фильтров. Воздух побелел от насыщающей его снежной пыли, а ветер крутил и кружил ее, превращая мир в бесцветный хаос. Но обе молодые женщины были настроены бодро: такая буря на плоскогорье не нагоняет тоски.

— Ха-ха! А ведь эти хитрые северные птицы знали, что быть буре, — сказала Мэриэн. — Уж можешь мне поверить — они летели от самой Полярной звезды, чтобы уйти от метели. А твой муж, моя милая, наверно, изнывает все время от жары. Посмотрел бы он сейчас на свою хорошенькую жену! А впрочем, от этой погоды ты ничуть не подурнела, пожалуй, даже лучше стала.

— Мэриэн, не говори мне о нем, — строго сказала Тэсс.

— Ладно, но ведь ты же его любишь, правда?

Вместо ответа Тэсс со слезами на глазах повернулась в ту сторону, где, по ее мнению, находилась Южная Америка, и послала страстный поцелуй, подхваченный снежным ветром.

— Ну да, знаю, что любишь! А все-таки чудная вы пара! Ладно, я больше ни слова не скажу! В риге нам нечего бояться метели, но отделять солому ужасно тяжелая работа — куда хуже, чем копать брюкву. Я-то с ней справлюсь, потому что я толстая, но ведь ты худее меня. Понять не могу, почему хозяин послал тебя на эту работу!

Они добрались до риги. В одном конце длинного строения было ссыпано зерно, посредине отделяли солому, и еще с вечера положили под пресс столько снопов пшеницы, чтобы работницам хватило работы — отделять колосья от соломы — на целый день.

— Как, да ведь это Изз! — воскликнула Мэриэн.