Тэсс из рода д'Эрбервиллей. Джуд Незаметный

— Я это сделала… сама не знаю как, — продолжала она. — Наверное, я должна была это сделать ради тебя и ради самой себя, Энджел. Я давно боялась, еще в тот день, когда ударила его перчаткой по губам, что когда-нибудь убью его за то зло, какое он причинил мне в ранней юности, испортив тем и твою жизнь. Он стоял между нами и погубил нас, но теперь он бессилен вредить нам. Я никогда не любила его, Энджел, так, как любила тебя. Ты это знаешь, да? Ты мне веришь? Ты ко мне не вернулся, и я принуждена была вернуться к нему. Зачем ты уехал, зачем, когда я тебя так любила? Я не могу понять, зачем ты это сделал. Я тебя не виню, но ты мне простишь, Энджел, мою вину перед тобой — теперь, когда я его убила? Я бежала за тобой и думала, что теперь ты меня, наверно, простишь, раз я это сделала. Меня словно осенило, что так я могу тебя вернуть. Больше я не могла жить без тебя, ты не знаешь, как невыносимо мне было сознавать, что ты меня не любишь. Скажи же мне, мой муж, мой любимый муж, скажи, что любишь меня теперь, когда я его убила!

— Я люблю тебя, Тэсс, люблю, как раньше, — сказал он, судорожно прижимая ее к себе. — Но как понять твои слова? Ты его действительно убила?

— Да, убила… — прошептала она, словно сквозь сон.

— Он мертв?

— Да. Он слышал, как я плакала, когда ты ушел, и стал надо мной издеваться, гнусно ругать тебя, — тогда я это сделала. Сердце мое не вынесло. Он и раньше издевался надо мной, говоря о тебе. А потом я оделась и пошла искать тебя.

Наконец Клар почти поверил, что она, во всяком случае, пыталась сделать то, о чем говорила. К ужасу перед ее поступком примешивалось изумление: как сильна была ее любовь к нему и как необычайна, если она заглушила в ней все нравственные чувства! Не отдавая себе отчета в серьезности своего поступка, она, казалось, была счастлива: прислонившись к его плечу, она плакала от радости, а он смотрел на нее и думал о том, какой темный инстинкт, унаследованный от д’Эрбервиллей, вызвал в ней подобную моральную слепоту — если это можно было назвать слепотой. Потом у него мелькнула мысль, что фамильная легенда о карете и убийстве возникла потому, что д’Эрбервилли действительно бывали повинны в таких деяниях. Он подумал, насколько вообще он мог, находясь в таком смятении, думать, он предположил, что в минуту безумного горя, о котором она говорила, рассудок ее помутился и она ринулась в эту пропасть.

Если она сказала правду — это было страшно; если бредила — печально. Но как бы то ни было, она, его покинутая жена, страстно любящая женщина, льнула к нему в неколебимой уверенности, что найдет у него защиту. И он понял, что не может обмануть ее надежды. Наконец нежность одержала верх над всеми другими чувствами. Клэр бледными губами без конца целовал ее. Потом, не выпуская ее руки, сказал:

— Я не покину тебя! Что бы ты ни сделала, любимая, я буду защищать тебя, пока хватит сил!

Они пошли дальше под сенью деревьев. Тэсс поминутно повертывала голову, чтобы взглянуть на него. Хотя он теперь исхудал и подурнел, она, очевидно, не находила в нем никаких недостатков. Как в старые времена, он оставался для нее совершенством. Все еще был он ее Антиноем, даже Аполлоном^{105}. Для нее, любящей, его изможденное лицо было прекрасно, как утро, прекрасно сегодня, как и в день первой их встречи, — ведь это было лицо единственного человека на земле, который любил ее чистой любовью и верил в ее чистоту.

Инстинктивно сознавая всю опасность их положения, он не пошел, как намеревался раньше, на станцию, но углубился в лес, который тянулся на много миль. Обнявшись, шли они по сухому ковру из еловых игл, опьяненные сознанием, что наконец-то они вместе и никто не стоит между ними; о мертвеце они забыли. Так прошли они несколько миль. Наконец Тэсс, очнувшись, осмотрелась по сторонам и робко спросила:

— Мы идем куда-нибудь в определенное место?

— Не знаю, дорогая. А что?

— Не знаю.

— Мы можем пройти еще несколько миль, а когда стемнеет, поищем комнату в какой-нибудь уединенной хижине. Ты не устала, Тэсси?

— О нет! Я могу идти без конца, когда ты обнимаешь меня.

Уйти как можно дальше — это было, пожалуй, самым разумным. Они ускорили шаги и, избегая проезжих дорог, шли лесными тропинками, держа путь на север. Но и в течение всего этого дня они действовали необдуманно: ни он, ни она не помышляли ни о бегстве, ни о переодевании, ни о том, чтобы где-нибудь спрятаться. Будущее их не заботило, и, как дети, они не заглядывали дальше этого дня.

К полудню они увидели придорожную харчевню, и Тэсс хотела войти туда вместе с ним, чтобы поесть, но он убедил ее подождать его среди деревьев и кустов — теперь они шли по перелескам, разбросанным среди вересковой равнины. Тэсс была одета по последней моде, даже изящный зонтик с ручкой из слоновой кости был диковинкой в этом глухом уголке, даже покрой ее платья привлек бы всеобщее внимание. Вскоре он вернулся с провизией, по крайней мере, на шесть человек и двумя бутылками вина: этого должно было им хватить на день, даже на два, если бы случилось что-нибудь непредвиденное.