Я занимался математикой, прошел первые шесть, а затем одиннадцатую и двенадцатую книги Евклида; а по алгебре дошел до простых уравнений.
Я знаю кое-что из отцов церкви, а также из истории Рима и Англии…
Все это лишь начало. Однако здесь я дальше не продвинусь из-за трудностей с книгами. Значит, отныне я должен направить все свои усилия к тому, чтобы перебраться в Кристминстер. Там уж мне помогут, и я добьюсь таких успехов, что теперешние мои знания покажутся мне детским неведением. Надо откладывать деньги, и я буду откладывать; один из этих колледжей должен распахнуть передо мной двери и приветствовать того, кого сейчас оттолкнул бы, и я буду ждать, даже если придется ждать двадцать лет.
Я добьюсь своего и стану доктором богословия!»
В своих мечтах он даже решил, что может сделаться епископом, если будет вести чистую, трудовую, мудрую жизнь истинного христианина. А какой пример он подаст другим! Если у него будет годовой доход в пять тысяч фунтов, четыре с половиною тысячи он станет раздавать, а на остальные вести роскошную — по его понятиям — жизнь. Однако, поразмыслив, он понял, что насчет епископства он перехватил. Хватит с него и архидиакона. И в сане архидиакона можно быть таким же добрым и ученым и приносить столько же пользы, что и в сане епископа. Однако мысль об епископстве не давала ему покоя.
«Как только я устроюсь в Кристминстере, я прочту все книги, какие не удалось получить здесь: Ливия{133}
, Тацита{134}, Геродота, Эсхила, Софокла, Аристофана…»— Посмотрите, какой он важный! Хи-хи-хи!
Этот задорный возглас раздался за изгородью, но он не обратил на него внимания. Мысли его шли дальше.
«…Еврипида, Платона, Аристотеля, Лукреция{135}
, Епиктета{136}, Сенеку{137}, Антонина{138}. Потом надо будет изучить еще кое-что: отцов церкви — в совершенстве, Беду{139} и историю церкви — в общих чертах, и хоть немного древнееврейский, пока что я знаю только буквы…»— Ишь разважничался!
«…но я буду упорно работать. Выдержки, слава богу, у меня хватит! А это главное… Да, Кристминстер будет моей alma mater, а я — ее возлюбленным сыном, которым она останется довольна».
Всецело поглощенный мыслями о будущем, Джуд сначала замедлил шаг, а потом и вовсе замер, вперив взгляд в землю, словно прочитал на ней свое будущее, отраженное волшебным фонарем. Вдруг он почувствовал сильный удар по уху, и что-то мягкое и холодное шлепнулось к его ногам.
Это был кусок свинины, он увидел это с первого взгляда, причем та характерная принадлежность борова, какой крестьяне смазывают обувь, так как ни на что больше она не годна. Свиней в здешних краях было много; в некоторых местах Северного Уэссекса их разводят и выкармливают в огромном количестве.
По другую сторону изгороди протекал ручей, оттуда-то и доносились, как он только что сообразил, звонкие голоса и смех, вторгшиеся в его мечты. Он взобрался на насыпь и заглянул через изгородь. На том берегу ручья находилась небольшая ферма с садом и пристроенным к ней свинарником; перед домом, у самой воды, стояли на коленях три девушки, а рядом с ними бадейки и миски со свиной требухой, которую они мыли в проточной воде. Одна-две пары глаз украдкой взглянули на него, и, заметив, что наконец-то он обратил на них внимание и теперь наблюдает за ними, девушки, с притворной скромностью поджав губы, принялись особенно усердно полоскать требуху.
— Покорнейше благодарю! — строго сказал Джуд.
— Честное слово, это не я бросила! — заверила одна из девушек свою соседку, словно не замечая присутствия юноши.
— И не я! — ответила та.
— Как тебе не стыдно, Энни! — молвила третья.
— Если б я что и бросила, то уж никак не
— А кого стесняться-то? Подумаешь!
Они захихикали и продолжали работать, не подымая глаз и не переставая препираться, — для вида.
Джуд отер лицо и язвительно заметил, обращаясь к той, что стояла выше по течению:
— О нет, конечно, это не ты!
Девушка, с которой он заговорил, была миловидная и темноглазая, не то чтобы красавица, однако издали сошла бы и за красивую, несмотря на обветренную кожу и грубоватые черты. У нее была округлая, пышная грудь, полные губы и великолепные зубы, а прекрасный цвет лица напоминал цвет яиц кохинхинки. Словом, это была вполне законченная самка, — но и только; Джуд мог почти ручаться, что именно ей пришло в голову прервать его размышления о творениях великих гуманитариев, чтобы привлечь его внимание к обычной жизни вокруг.
— А кто, не угадаешь! — задорно сказала она.
— Да кто бы ни был, это же разбазаривание чужого добра.
— Подумаешь!
— Ты, кажется, не прочь поболтать со мной?
— Что ж, если тебе охота.
— Мне перелезть или ты подойдешь ко мне?