Тэсс из рода д'Эрбервиллей

— Ну, кончим ссориться, — сказал он, отпуская ее. — Сейчас я вас оставлю, а за ответом приду позднее. Вы меня еще не знаете. Но я-то вас знаю!

Она молчала, словно оглушенная. Д’Эрбервилль зашагал по снопам и спустился по лестнице, а внизу потягивались отяжелевшие от пива работники. Снова пустили в ход молотилку, снова зашуршала солома, а Тэсс, двигаясь словно во сне, вернулась на свое место возле гудящего барабана и начала развязывать один сноп за другим.

XLVIII

После обеда фермер объявил, что скирду нужно обмолотить сегодня, хотя бы пришлось работать при луне, так как механик со своей машиной отправляется завтра на другую ферму. Стук, гул, шелест возобновились и почти ни на секунду не затихали.

Было около трех часов, когда Тэсс улучила минутку, чтобы поднять глаза и осмотреться по сторонам.

Она почти не удивилась, увидав, что Алек д’Эрбервилль вернулся и стоит у ворот около изгороди. Поймав ее взгляд, он ласково махнул ей рукой и послал воздушный поцелуй. Этим он давал знать, что ссора забыта. Тэсс снова опустила глаза и после этого упорно старалась не смотреть в ту сторону.

Медленно тянулся день. Скирда пшеницы оседала, скирда соломы росла, а мешки с зерном увозили в амбар. К шести часам вечера пшеничная скирда стала высотой всего лишь по плечи. Но казалось, не счесть было оставшихся снопов, хотя ненасытная молотилка поглотила бесчисленное количество их; и все снопы прошли через руки батрака и Тэсс, кормивших чудовище. А гигантская скирда соломы, выросшая там, где утром ничего на было, являлась как бы испражнениями этого гудящего красного обжоры. К концу пасмурного дня запад окрасился зловещим багрянцем — неистовый март не мог подарить лучшего заката, — и медный свет залил усталые, потные лица молотильщиков и развевающуюся одежду женщин, которая льнула к телу, словно языки тусклого пламени.

Все задыхались от усталости. Выбился из сил батрак, кормивший молотилку; Тэсс видела, что к его красной шее пристали грязь и шелуха. Она все еще стояла на своем посту; разгоряченное, потное лицо ее было покрыто пшеничной пылью, от которой потемнел белый чепчик. Она была единственной женщиной, стоявшей на площадке сотрясавшейся молотилки; по мере того как понижалась скирда, Мэриэн и Изз все дальше отодвигались от нее и теперь уже не могли меняться с ней местами. Вместе с машиной сотрясались все мускулы Тэсс, и постепенно она впала в оцепенение, руки ее работали независимо от нее самой. Вряд ли сознавала она, где находится, не слышала, как Изз Хюэт крикнула ей снизу, что у нее распустилась коса.

Даже самые сильные начинали изнемогать, лица у всех были землистого цвета, глаза запали. Поднимая голову, Тэсс видела все тот же гигантский стог соломы, а на нем сбросивших куртки батраков, которые вырисовывались на фоне серого северного неба; словно лестница Иакова, возвышался длинный красный транспортер, по которому непрерывным потоком поднималась солома, — желтая река, стремящаяся вверх и разливающаяся по верхушке скирды.

Тэсс знала, что Алек д’Эрбервилль остался на поле и следит за ней, но где он стоит, она не могла сказать. Сейчас его присутствие можно было объяснить: обычно, когда оставался последний слой снопов, начиналась охота за крысами, и в этой забаве принимали участие люди, не имеющие к молотьбе никакого отношения, — всевозможные любители подобных развлечений, джентльмены с терьерами и рожка́ми, простые парни с палками и камнями.

Однако нужно было работать еще около часу, чтобы добраться до крыс, приютившихся под скирдой. Когда вечерняя заря угасла над Холмом Великана близ Эбботс-Сернел, белолицая мартовская луна поднялась над горизонтом с той стороны, где находились Мидлтонское аббатство и Шотсфорд. В течение последних двух часов Мэриэн все сильнее беспокоилась о Тэсс, к которой не могла приблизиться настолько, чтобы та ее услышала. Другие женщины подкреплялись элем, но Тэсс ничего не пила, так как еще в детстве узнала, к чему это приводит. Однако она держалась на ногах: если бы силы ей изменили, ее прогнали бы с фермы; месяц или два назад она бы отнеслась к этому равнодушно, быть может, даже обрадовалась, но с тех пор, как д’Эрбервилль начал охотиться за ней, мысль о потере места приводила ее в ужас.

Работники, разбиравшие скирду и бросавшие снопы в молотилку, могли теперь свободно разговаривать с теми, кто стоял на земле. К великому удивлению Тэсс, фермер Гроби влез на площадку машины и сказал ей, что если она хочет пойти к своему другу, то он возражать не станет, а на ее место поставит кого-нибудь другого. Она поняла, что «другом» был д’Эрбервилль, а фермер оказывает ей снисхождение, исполняя просьбу этого друга — или врага. Не прерывая работы, она покачала головой.