И ее безумие вырвалось на свободу, захлестывая всех, до кого могло дотянуться.
Она помнила растерянные, полные ужаса глаза женщины, набросившейся с ножом на собственного мужа. Детский плач, крики, ярость — все это полыхало прямо внутри ее головы.
— Никто в Нью-Ньюлине не видел ее прежде, — сглотнув, проговорила Тэсса. Горло пересохло, и слова царапали губы.
Послышался влажный шум шагов, и она повернулась, пытаясь разглядеть очертания поднимающегося по тропинке человека.
Сухощавая невысокая фигура. Узкие плечи. Лохматая голова.
Почетный инквизитор Йен Гастингс давно ушел в отставку и посвятил свою жизнь обучению. Студенты обожали его.
Тэсса обожала его.
Нью-Ньюлин выбрал мудрейшего.
За спиной Йена маячили две фигуры экспертов с кофрами в руках.
— Тэсса, — Йен издалека помахал ее.
— Не вздумай меня отключить, — предупредил Клайв.
— Профессор, — она кивнула, не сдерживая улыбки.
Странно ли улыбаться над трупом коллеги?
Но Йен приблизился к Тэссе, раскинув руки для объятий. На секунду замешкавшись, она позволила его старческим рукам коснуться своих плеч и спины, ощутила мягкое похлопывание ладоней.
— Я волновался за тебя, девочка моя, — добродушно пророкотал Йен и заглянул в монитор ее телефона. — Клайв, — сухим, официальным тоном приветствовал он и нажал на «отбой».
Тэсса, усмехнувшись, вернулась на поваленное дерево, чтобы не мешать экспертам работать.
— Я там потопталась немножко, — сообщила она им.
— Зря, — меланхолично отозвался один из них.
Вспышка фотокамер разрезала молочный утренний воздух.
Йен достал из небольшого саквояжа термос.
— Кофе? — предложил он, вдохнул полной грудью и сладко потянулся. — Интересно, что во всем Корнуолле засуха, а у вас практически потоп.
— Погода у моря вообще непредсказуемая, — нейтрально проговорила Тэсса.
— А вообще хорошо тут у вас, красиво. Море, горы…
— Кладбище с зомби, — поддакнула Тэсса и взяла у него небольшой походный стаканчик с кофе.
— Я голосовал против этого проекта, — Йен сел рядом с ней и вытянул ноги. Удивительно, но его ботинки оставались идеально чистыми. — Законодатели заявили, что горе разрушает человеческую психику и кладбища утешения должны снизить преступность. Как по мне, это величайшая иллюзия. Те, кто по ночам восстают из могил, никого не способны утешить.
— А что на этот счет говорит статистика?
— Статистика — лживая сука, которую можно подогнать под любые необходимые результаты, — улыбнулся Йен, — девочка моя, я же говорил об этом на своих лекциях. Лучше скажи мне, каково это — человеку твоего темперамента быть смотрителем кладбища?
— Смотрителем, шерифом и мэром, — поправила его Тэсса со смехом, — куда лучше, чем это кажется со стороны. Вы же помните первую заповедь инквизитора?
— Служить людям? Неужели?
— А что мне еще остается, профессор? Знаете, какой вопрос меня занимает в это туманное утро?
— Обвинят ли тебя в убийстве инквизитора?
— Кстати, — оживилась Тэсса, — если инквизиторы неподсудны, то что будет за убийство себе подобных?
— Вот и посмотрим, — Йен потрепал ее по волосам, как непослушную собачку, — создашь, так сказать, прецедент. Так какой вопрос тебя занимает?
— Способны ли инквизиторы любить? Ну, после всех экспериментов с подавлением наших эмоций — чтобы мы никого не боялись, никого не жалели, никому не симпатизировали. Вот мне и интересно — отличаемся ли мы хоть чем-нибудь от безмозглых зомби?
— Да вы тут философы, — восхитился Йен.
Мертвого инквизитора Дженифер Уэзерхил положили в мешок и увезли из деревни. Профессор Йен Гастингс объявил, что предпочитает сначала позавтракать, а только потом будет допрашивать Эрла Дауни.
— Позавтракать? — задумалась Тэсса, уверенная в том, что Мэри Лу еще не открыла свою пекарню. — Ну в таком случае пойдемте со мной, познакомитесь со всем зоопарком сразу.
В алом шелковом халате Холли Лонгли стоял на лужайке перед домом и поил молоком пикси, захвативших его смешной электромобиль.
— Почему босиком? — спросила Тэсса, почтительно поддерживая Йена под локоть.
— Впитываю утреннюю росу, — торжественно сообщил Холли.
— Пятками? — усомнилась она. — Призрака накормил?
Холли только высокомерно поджал губы, оскорбленный предположением, что он мог забыть про Теренса Уайта.
— Призрак — это метафора? — кротко уточнил Йен, вытягивая шею и заглядывая через стекло в машину.
— Вся наша жизнь — сплошная метафора, — провозгласил Холли и, кажется, только сейчас заметил профессора: — А вы кто?
— А я, голубчик, прибыл к вам расследовать убийство…
— Нет-нет! — неожиданно закричал Холли и даже руками замахал: — Слышать ничего не хочу! Мне нужны позитивный настрой и сияющая аура!
— Что ему нужно? — переспросил Йен.
— Аура, — ответила Тэсса, — пойдемте лучше в дом, профессор.
Сумрачный Фрэнк сидел на крыльце. При виде подошедших глаза его сердито сверкнули, и он молча ушел внутрь.
— А этот чего? — заинтересовался Йен.
— А ему молока не досталось, — засмеялась Тэсса и толкнула дверь.
Одри бешеной кошкой налетела на нее.
— Шериф Тарлтон, — завопила она, потрясая какой-то бумагой, — я подаю жалобу на этого придурка!