Тетерев мечты [сборник litres]

– А я тебе говорила, что Додик и долбоёб – синонимы, – подбодрила бабушка.

– Судьба, доченька, – сказала мама и разрыдалась.

Кошка лениво потянулась, и Аня сочла такое поведение предательством с её стороны.

Расставание с подругами выдалось не столь гнетущим. Они пили и смеялись. Кто за службу, кто за скорое возвращение, кто за пленение и изнасилование Додика арабами. Вещи Аня решила собрать после гулянки, а наутро обнаружила в чемодане будильник, утюг и порнографические карты, купленные у цыган в ГУМе. Вещей набралось на чемодан и небольшую сумку.

Аня бездумно смотрела в окошко такси и, покачивая головой, грызла ногти.

– Любимый ушёл? – поинтересовался говорливый полненький водитель.

– Вы рулите лучше. От таких, как я, не уходят, – огрызнулась Аня.

– Ну да… От таких бегут.

На чай водителю девушка не дала, громко хлопнув дверью напоследок.

Аня подошла к массивным дверям приёмной и, зажмурив глаза, потянула ручку. За стеклом дежурил молодой лейтенант, в коридоре стоял автоматчик.

– Вы к кому, женщина? – привстал офицер, рассматривая поклажу Ани.

– Я не к вам… То есть… Я и к вам, и в Моссад. Кабинет 309.

– Вы городом не ошиблись? Это Москва, а не Тель-Авив, – отчеканил офицер.

– Я не ошиблась. У вас на третьем этаже, в триста девятом кабинете, меня ожидает капитан Моссада Нахум Агранат.

– А цель этого ожидания?

– Мечи возмездия настигли меня в этом городе. Я должна искупить вину.

Лейтенант понял, что девушка не шутит.

– Ваше имя и фамилия.

– Анна Бар.

– Психические расстройства имеются?

– Не замечала.

– Восемью девять? Отвечайте. Быстро!

– Э… Семьдесят два.

– Земля вращается вокруг Солнца или Солнце вокруг Земли?

– Вокруг Солнца.

– Таблицу химических элементов назвали в честь?

– Пифагора… Ой, бля! Извините. И не морочьте мне голову! Пустите к капитану Нахуму Агранату! Я требую аудиенции с офицером Моссада!

– Зачем?

– Он ждёт меня, чтобы отправить в ЦАХАЛ, откуда я… откуда я предательски дезертировала.

По лицу автоматчика читалось, что такое он видит впервые. Лейтенант стоял перед дилеммой: либо сразу звонок в Кащенко, либо сначала вышестоящему начальству.

– Что вы делали в ЦАХАЛе, Анна Бар?

– Я была на задании. Охраняла курятник.

– Какой курятник? – покусывая губу, спросил дежурный.

– Курятник с курами. Они жрали, кудахтали и неслись! А в нескольких километрах арабы. Они вооружены и готовы напасть в любой момент.

– Простите, а на хрена арабам куры?

– Чтобы жрать. Жарить и жрать. Сука… Додик и правда синоним слова «долбоёб». – Аня вновь зарыдала.

Лейтенант набрал внутренний номер.

Допрашивал Аню высокий, статный майор. Дал и выплакаться, и покурить. В финале беседы взял небольшую паузу.

– Знаете, я на службе каких только случаев не повидал. Но вот такое… Такое и вправду впервые.

– Со мной тоже.

– Вы свободны, товарищ Бар, – привстал майор.

– Спасибо, товарищ майор.

– Скажите, а почему у вас такой грустный вид? Через полчаса вы будете дома, в объятиях родных. Будете гладить кошку Нику. Пойдёте с Ирой в «Мираж». Бармен Антон намешает вам прекрасных коктейлей. О чём грустить, Анна?

– Да я вот думаю… А вдруг они действительно возьмутся меня искать. У них такие приёмчики, что и вам завидно станет.

Клёпа

Лысаков вернулся из недельной командировки. По лицу было видно, что мало спал и много пил. Главному редактору подарил моржовый бивень и чукотский браслет, сделанный в Китае. Привёз репортаж о семье трудолюбивого оленевода Гырывана, которого полюбил как брата и честно спаивал несколько дней.

– Как здоровье вашей кошки? – спросил Антон, увидев немного опухшую и бледную Катю Селину.

– Кошки? Вы издеваетесь? – Лицо Кати стало ещё бледнее.

– Почему? – изумился Антон.

– Да потому что неделю назад вы спрашивали о здоровье Клёпы. И я сказала, что бедную, несчастную Клёпу усыпили.

– Вы что-то путаете, Екатерина.

– Да… да, ничего я не путаю. Вы встретили меня в коридоре и спросили, как моя кошка. Я разревелась и сказала, что её усыпили. И вы погладили меня по плечу. А теперь вы форменным образом надо мной издеваетесь.

Антон наморщил лоб, попытался освежить память. Сцена в коридоре перед глазами не всплывала. Подойдя к окну, он долго смотрел на трубу давно не работающего завода и выложенные кирпичом цифры 1969.

– И в мыслях не было издеваться, Катя. Помню, вы говорили, что у неё задние лапы отнялись. И у меня настроения как не бывало. Вот как будто ластиком стёрли это хорошее настроение.

– Прекратите сейчас же, Антон! Вы ведёте себя как садист!

– Я не садист, а участливый человек, Екатерина. Сострадание! (Этот возглас услышала вся редакция.) Одно из самых добрых, самых искренних чувств. И оно сейчас поругано вами, Екатерина!

В Лисакове проснулось желание доказать свою правоту, а редакция с интересом наблюдала за происходящим. Это была мини-пьеса, попытка явить людям актёрский талант.

– Участливый человек не стал бы давить на больное. – Голос Екатерины зазвучал громче.

– Как я могу давить на боль, которая стала уже общей? – парировал Антон. – Клёпа стала мне буквально родной.