The Marriage. Свадьба

«Теперь Биллингерст – тихий мужчина двадцати восьми лет. Заботит ли его разница в возрасте с супругой?

– На мой взгляд, возраст – лишь цифра. Я ни с кем не ощущал такой близости, как с Бриджет. Всепрощающая, благородная душа. Я буду вечно благодарен ей за то, что позволила мне попросить прощения. И теперь хочу лишь одного – до конца своих дней пытаться искупить свою величайшую вину перед ней.

Бриджет и Том приобрели симпатичный новый дом в престижном районе Ноттингемшира. А как насчет будущего? Что планируют супруги на ближайшее время?

– Том вскоре займет ответственную должность в моем благотворительном фонде «Наши сыновья». В ходе публичных бесед он станет говорить о собственном покаянии и о том, как важно признаться, что виновен, – и самому себе, и мне как матери Джесса, – сообщила нам Бриджет.

– Я буду рассказывать молодым людям о необходимости задуматься о своих родителях: что они говорили, как воспитывали. Когда-то я и сам не осознавал, что мое собственное воспитание отчасти ответственно в недостатке у меня эмпатии и неспособности видеть дальше своих желаний и нужд, – добавил Том.

– Я хочу помочь Тому исцелиться после травмирующего детства, – продолжила Бриджет. – Настало время расправить крылья и взлететь, освободившись от родительского гнета, столько лет тянувшего его вниз».

Одри вложила в руку Джилл бумажный носовой платок. Та удивленно на нее посмотрела, не осознавая, что по щекам текут слезы.

– Мне больно видеть, как ты страдаешь, но я должна была тебе это показать. Ты бы не вынесла, если бы услышала от посторонних или наткнулась на статью сама.

– Я не знаю, что сказать. – Джилл вытирала глаза. – Неужели все эти годы я была ужасной матерью?

– Нет! Абсолютный пасквиль, а не статья. Кликбейт, дешевая сенсация, чтобы заманить людей на сайт.

– Значит, на самом деле Том обо мне… о нас так не говорил?

Одри заправила тяжелые каштановые волосы за уши.

– Кто знает? Скорее всего, его слова переврали, но, пожалуй, тебе стоит поговорить с сыном.

– И что я ему скажу? Ты еще не знаешь самые смачные детали, но… пятничный вечер приятным не назовешь. Я там кое-что сказала, и не жалею, но мы с Томом после этого еще не созванивались. – Джилл расправила плечи. – И спасибо, что показала статью.

Одри взяла ее за руку.

– У меня сердце разрывается. Ты отказывала себе во всем, чтобы сохранить мир в семье, так готовилась к возвращению Тома. Я очень злюсь на него за эти слова. Хочется пойти туда и…

– Нет-нет! Не надо. Это не твоя битва.

Глаза Одри засверкали.

– Неужели они настолько бессердечные люди, чтобы говорить в интервью такие вещи, даже не задумываясь о твоих чувствах? Что произошло в пятницу? Что ты им наговорила?

Джилл прикрыла глаза, словно пытаясь защититься от воспоминаний о пятничном вечере.

– Это длинная история, а голова у меня просто раскалывается. Скажу одно: теперь я еще больше убедилась, что Бриджет неискренна. Весь дом увешан фотографиями Джесса, а лицо Тома почти отовсюду вырезано.

– Что?!

– Она затеяла какую-то нездоровую игру: прикидывается преданной женой, но ясно, что в глубине души по-прежнему винит Тома. Я тебе все подробно расскажу, когда немного приду в себя.

– Про статью Роберту сама скажешь? Или давай я с ним пообщаюсь.

– Кажется, после того как я перед всеми его унизила, он со мной тоже не разговаривает, – грустно проговорила Джилл. – Так что пока забудь об этом.

– По-моему, тебе нужно сделать то же самое. – Одри встала. – Заварю-ка я нам с тобой чего-нибудь погорячее.

Они отправились на кухню, и Одри заметила побелевшие костяшки на руках подруги: Джилл так сильно сжала кулаки, что ногти наверняка больно впились в ладони. Ну уж нет. Одри не собиралась ни о чем забывать. Опубликовав эту статью, Бриджет Уилсон фактически объявила семье Тома войну.