The Мечты. О любви

А Бодя на соседнем стуле. И его ладонь накрыла ее ладонь на столе.

— Царевич хотя бы не сильно долго плясал вечером? — спросила Юлька, глядя на сонного и до сих пор не проснувшегося Сашку.

— К Лизке просился, — рассмеялся Андрей Никитич, — но в целом, все было нормально.

— Свозим к Лизке, — проговорил Богдан, с аппетитом уплетая завтрак.

— Ему лишь бы праздник без передышки, — Юля подмигнула сыну, усердно складывавшему на дедовой тарелке какое-то подобие бутерброда из кусочка сыра, приличного куска булки и, кажется, варенья, которым он усердно поливал и то, и другое.

— На то и ребенок, — фыркнула Стеша, не поднимая глаз от телефона и нахмурив свой хорошенький лоб, время над которым казалось не властным.

— Дядя Бодя, на! — объявил шкет, подсовывая свой кулинарный шедевр извозюканными руками Моджеевскому.

Тот вскинул брови, но взял у Андрея бутерброд, успев подставить под него салфетку, чтобы не ляпнуть вареньем на скатерть.

— Сомневаюсь в полезности этого продукта, но я попробую, — рассмеялся Моджеевский.

— Лучше не надо, а то рискуете подавиться, — снова подала голос Стефания, после чего все-таки подняла глаза, сосредоточенно осмотрела сперва Богдана, потом Андрюшу, а потом повернула к ним телефон, чтобы видно было экран: — Чаю пока тоже лучше не хлебайте. Это уже везде где можно.

Текст, написанный мелким шрифтом под фотографией, можно было и не читать.

Картинки в данном случае достаточно.

На весь экран какой-то желтой самого низкого пошиба страницы Инстаграма растянут снимок с изображенным на нем Моджеевским, присевшим перед ребенком в ярко-синей куртке. Они были сняты в профиль, но Богдана не узнать было нереально, как и Андрюхину курточку. Да и вид здания корпуса для малышей, маячившего на заднем плане, аккурат за голубой елью, высаженной во дворе, говорил сам за себя.

«Внебрачный сын олигарха! Богдан Моджеевский замечен в детском саду!» — гласил заголовок, пересекавший фотографию по диагонали.

— О как! — весело присвистнул главная причина медийной катавасии, откусил от бутерброда, любезно сделанного ему сыном, и запил большим глотком кофе. — А мы неплохо получились, правда?

— По мне — так отлично, — согласилась Стефания Яновна, — но прямо в эти минуты оно несется по всей сети. Я уже в нескольких пабликах наткнулась. Вы же не делали никакого официального заявления, как я понимаю?

— Нечего было пока заявлять, — проворчала Юля, взяла из ее рук телефон и коснулась пальцем экрана, пробегая глазами статью. В той не было никаких подробностей, но автор на сильно травмированном языке гадал, как крупный бизнесмен оказался в дошкольном образовательном учреждении, чьего ребенка он там забирает и вспоминал с полдесятка Бодиных подружек, размышляя над тем, кто мать.

— Мы вообще никому ничего не обязаны заявлять, — сказал Богдан и, забрав у Юли гаджет, вернул его хозяйке. — А в это поиграют — и забудут. Найдется что-нибудь более интересное.

— Он же не актер какой-нибудь, Стеш… — неуверенно начала Юлька.

— Но судя по всему, своя фанатская база имеется, — перебила ее госпожа Малич.

— …а я точно никому не интересна, чтобы сильно доставать. Между прочим, — она повела подбородком в сторону телефона, — это их первый общий снимок, вроде бы. Можно распечатать и в рамочку, а?

— Ага, в коллекционную, — кивнул Богдан. — Найдешь?

— Эта женщина найдет все что угодно, — ткнула Юлька в себя пальцем. — У меня колоссальный опыт и множество связей в моей сфере деятельности. Я крупный специалист, ты в курсе?

— Не знаю я, какой ты специалист, — пожал плечами Бодя, допивая кофе, — я у вас запонки заказывал фиг знает когда. И где они?

— Дома, — фыркнула она, не спасовав и ясно давая понять, что тогда, давно, в прошлой жизни, которой почти что не было, все угадала про его замысловатые маневры. — Они из Кельна приехали, к слову. Тиффани, начало пятидесятых. Выполнены из золота 750-й пробы. Плюс оригинальный футляр и зажим для галстука. Подойдет?

— Понятия не имею. Ты же мне их не показывала.

— Перемудрила ты, Юлька, — усмехнулся Андрей Никитич и отпустил рвавшегося с колен Царевича. Сашка, воспользовавшись моментом, тоже сполз со стула и пытался улизнуть из кухни следом за собственным племянником.

— Александр! Доешь сперва! — раздался голос не дремлющей Стефании Яновны.

— Ничего я не перемудрила! — тут же уверенно заявила Юля. — Я ждала выгодного курса доллара для продажи.

— Я наелся, — возразил Малич-младший.

— Ты не наелся. Потом опять будешь в магазине пиццей догоняться на перемене. Кто в декабре этой дрянью траванулся и на Новый год желудок лечил?

Сашка недовольно уселся обратно за стол, а Богдан, наблюдая за происходящим, не иначе как с целью приобретения опыта, повернулся к Юльке.

— Так кому ты Тиффани своего продавать собралась?

— Разумеется, тебе. Ты же заказывал.

— И придумать сразу устраивающую тебя цену — не судьба.

Богдан хлопнул себя по лбу, Малич-старший рассмеялся, а Андрюшка громко выкрикнул:

— Больна!