The Phoenix (СИ)

Эти слова слетели с моих губ по мановению случая. Я будто машина, воспроизводящая введенные в мою память строки. Но лицо Лео мгновенно вытягивается, а пальцы друга начинают выстукивать по паркету странный, прерывающийся ритм.

– Моя история. Да, моя история, – бормочет он. – Моя мама погибла, когда мне было 8… Это был несчастный случай. Мастерская. Было очень жарко. Она предложила мне подождать на улице, но когда двери за мной закрылись, началось пекло. Пожарные прибыли слишком поздно… Ну, а меня, маленького Горячего Лео, отправили в приют. Там я познакомился с Пайпер и Джейсоном. Такими же отбитыми и обездоленными идиотами, как и я. Конец истории.

Он улыбался. Сумасшедшей, лишенной всякого смысла улыбкой человека, который потерял в одно единственное мгновение все самое дорогое. Сейчас мною овладело отвратительное чувство счастья: я не знала своей матери, значит, была чуточку счастливее этого растрепанного, искреннего парня с огненными глазами.

Его история была краткой. Непонятной, сумбурной и дезориентирующей. Лео продолжал выстукивать странный ритм костяшками пальцев. Все чего мне хотелось – обнять его. Не изменить его прошлое, не повлиять на ход событий в будущем, а просто дать понять – он не один. Ведь так часто, этого понимания не хватало мне самой. Но прежде, чем он позволил мне коснутся себя, Вальдес мотнул головой и продолжил:

– А потом появилась она. Странная и уродливая, со своими лохматыми волосами. Ох, как же она бесила меня. Мы провели вместе неделю, и это были худшие дни за всю мою жизнь! – почему-то Вальдес повысил голос, – но, знаешь, единственной хорошей ее особенностью было то, что она не боялась испачкать руки. Извозится в грязи, а потом станет смотреть на меня своими золотыми глазами. Сядет и смотрит. Нормальный бы человек так смог?

Лео оборачивается ко мне. В ответ я качаю головой, боясь проронить хоть слово.

– Это было в чужом городе, где я никого не знал, кроме нее. Ждал только, когда эти муки кончатся. Правда, она отлично готовила. И шила тоже неплохо. Как-то она подарила мне холщовую армейскую куртку, сказав, что ее бесит мой костлявый вид. Она страшно меня раздражала. – голос друга странно надломился, – а потом мне пришлось уехать. Случилось это как-то сумбурно, я даже не знал, что придется покинуть ее так быстро. Она все стояла и смотрела на меня своими золотыми глазенками. Ухмылялась, наверное. Избавилась от груза, что повис у нее на шее, так я думаю. А потом, вдруг поцеловала и сказала: «Не было этого, Вальдес, запомнил?» и ушла. Мне нужно было спешить, а у меня и сил не было, Би. У нее походка странная: обнимет себя за плечи, ссутулится, как обидевшийся ребенок, и бредет, не различая дороги.

Стук его пальцев замер, словно забыв ритм. Мои губы ныли от боли, чувствовался металлический вкус крови – я искусала их до странного колющего ощущения на кончике языка. В историях Вальдеса нет и толики лжи. И мне больно, по-настоящему больно за этого парня.

– Она меня жутко раздражала. Но я обещал вернуться, я поклялся. Странно только, прошел год, а я так и не нашел ее. Переехала, сбежала, не желает видеть. Это неправильно. Она там одна, а я здесь с вами. Я могу с тобой говорить, а ее ото всюду гонят, разве это честно?

– В жизни мало честного, – сипло отзываюсь я.

– Ненавижу ее. Страшная и уродливая. – улыбается Вальдес.

– Влюбился, да?

Он тяжело вздыхает. Кажется, вместе с этим вздохом уходит вся его боль. Я накрываю его замершую ладонь своей, но он не оборачивается. Смотрит прямо перед собой, будто гипнотизируя тени, замершие на стенах. В глазах друга погас странный огонек. Он наедине с девушкой-мечтой, которую ему пришлось оставить. Лео снова вздыхает, качает головой, монотонно раскачивается из стороны в сторону.

– Я ведь обещал ей, Би. Как же можно нарушить клятву?

– Ломай стереотипы, – выдаю я тихо, – нет ничего невозможного.

– Но если судьба…

– Судьба – абстрактное понятие, Лео. Все мы не сидели бы здесь за одним столом, если бы отдались воле случая. Да, я благодарна судьбе за встречу с Аннабет и Перси. В действительности, они лучшее, что было в моей жизни. Но я не позволю какому-то стечению обстоятельств отобрать у меня их. – моя ладонь сжимает холодные пальцы Вальдеса до слабого хруста, – борись, Лео. Она бы этого хотела.

Наконец, друг поднимает на меня свои глаза. Тлеющий прежде огонь сияет в своем прежнем игривом танце. Лео Вальдес ожил. Он улыбался, не вымученно, по-настоящему улыбался незнакомому человеку, которому открылся, которому доверился.

– Почему я говорю тебе все это? Накипело, видимо. Тебе хочется доверять, Би. Ты кажешься… лучезарной, – запинаясь, говорит Вальдес. – У тебя глаза добрые. И ты светишься добротой. Ты вообще похожа на солнце.