The Question. Будущее

С другой – набор специальных пространств со специальными техниками перевоспитания тоже, видимо, станет более обширным и более дробным, чем сейчас. Появятся формы, которые мы с нашим нынешним языком затруднимся назвать, на что это больше похоже – на тюрьму, тренажерный зал, изолятор, летний лагерь, поликлинику, комнату отдыха на работе или что-то еще. Как это назвать, «тюрьмой» или как-то еще, наши потомки, надеюсь, решат.

Какую музыку будут слушать наши потомки через 100 лет?

Артем Рондаревмузыкальный критик

Я полагаю, что через сто лет музыка не будет принципиально отличаться от нынешней по ряду причин: всю возможную деконструкцию музыкального материала проделал двадцатый век, от Шенберга до Булеза, Ксенакиса и Штокхаузена, поставив под сомнение все принципы иерархической организации музыкального материала, начиная от формы и ее легитимности (ревизия чего стартует еще в девятнадцатом веке среди романтиков) и заканчивая мельчайшими строительными блоками музыки, то есть, звуками, паузами, ритмическими единицами; и даже вопрос того, что является музыкальным звуком, в двадцатом веке был решен настолько радикально (ответ был дан – «все»), что ничего нового тут добавить решительно невозможно. Кроме того, ревизию музыкальных способов выражения стимулирует еще и прогресс в области инструментостроения, но здесь с появлением такой вещи, как синтезатор, который является уже не готовым, обладающим примерно одним музыкальным спектром инструментом, а как бы методикой и средой сборки любого нужного (и даже ненужного) инструмента, тоже ничего принципиально нового придумать невозможно. Таким образом, все поле экспериментов, радикально меняющих облик музыки, уже обозначено, размечено и в целом исхожено. Разумеется, всегда можно найти новый технический прием, новую идеологию, новый способ создания звука, но это уже будут частные открытия: музыкальный материал и возможные его комбинации вещь не такая уж неисчерпаемая. То есть полагать, что люди через сто лет станут слушать что-то, ныне невообразимое, уже очень сложно: нет ничего невообразимого, что не мог бы создать синтезатор. Стало быть, будет происходить рекомбинация старого, что, строго говоря, и есть нормальный способ существования музыки: она, как явление во многом трансцендентное нашему бытовому здравому смыслу и нашим представлениям о прекрасном, как вещь, не склонная к изложению привычных нам нарративов, успешно умеет бесконечно обновляться изнутри себя.

За каким политическим режимом будущее?

Виктор Корб

социолог, журналист

Будущее за таким политическим режимом, или, точнее, такой схемой организации общественных отношений, которые обеспечат наиболее эффективное ненасильственное разрешение всего разнообразия человеческих интересов. Из существующих институциональных форм наиболее близка к этому так называемая североатлантическая модель, основанная на высочайшем приоритете свободы человеческой личности, права, гуманистической культуры, рационального восприятия мира. Ее развитие, очевидно, будет происходить в направлении уменьшения зависимости людей от любых видов насилия, не обоснованного интересами конкретных людей и их свободно организованных сообществ, включая насилие со стороны государства, церкви, корпораций, этнических комплексов и так далее.

Будет ли в ближайшем будущем новый «золотой век» русской литературы?

Евгений Водолазкинписатель, автор романов «Лавр» и «Авиатор»

Золотого века не будет – он, как известно, всегда позади. Да и серебряный с бронзовым, кажется, уже разобраны. Понимаете, литературе нельзя самой себе называть «золотым веком». Это нескромно, поэтому я думаю, что нам нужно подорать металлы менее благородные. Но я вижу будущее русской литературы вполне симпатичным, потому что она возвращается в русское общество – и это ее нормальное состояние. Россия – страна «литературоцентричная», но в 90-е годы книга ушла из нашей жизни, потому что была во многом побеждена публицистикой. Для того времени такие тенденции были вполне естественными – люди ждали быстрых ответов, которые могла дать только публицистика. Но в целом это не характерно для России. И я рад, что теперь все возвращается на круги своя. Люди снова интересуются тем, что сказал писатель. Это внимание к литературе приведет к новым успехам.