The ТЁЛКИ два года спустя, или Videoты

Но ревность съедает по частям. Не дает уснуть, не дает сконцентрироваться ни на чем, кроме нее. Заставляет фантазировать. У тебя уже есть тысячи вариантов того, как все происходит в эту минуту у нее с ним. Что она ему говорит, что он ей отвечает, и как она смеется его шуткам. Чуть запрокинув назад голову и коснувшись его руки. Его гребаной руки. И ты был бы рад забыть, как это бывает, когда ты открываешь глаза раньше, чем она. Ничего страшного не произошло. Ты говоришь себе, что «так бывает». Как это ты объяснил Даше: «скольжение по волнам придуманных эмоций»? Самому себе говорить это сложнее, ведь эмоции теперь твои. Но декорации опять разобрали, и ты сидишь один, как старый клоун после представления, которое никого уже не вставляет. Никому не приносит радости. Ты опять уполз к себе в нору, замазывать синяки и заклеивать пластырем раны. Наискось. Ведь завтра будет новое шоу, да? И тебе не в чем себя упрекнуть в этой истории. Ты всегда готов ко всему, тебя ничто не может удивить, тем более ранить. Ты внушаешь себе, что эта история недостойна не только твоих переживаний, но даже виски на нее переводить жалко. Но при всем этом твоем вечном цинизме, кажется, был бы на тебе грим – он бы сам потек, не дожидаясь твоих слез...

Leave me dreaming on a bedSee you right back here tomorrowFor the next round

Keep this scene inside your headAs the bruises turn to yellowThe swelling goes down

– поет Брайан Молко.

Это была странная история. Вы расстаетесь по два раза на неделе, точно зная, что это навсегда, потому что слишком уж вы разные. А назавтра опять начинаете бутылкой вина, а кончаете под аккомпанемент скрежещущих метел таджикских дворников. И ты точно знаешь, что завтра вы обязательно поругаетесь. По очень важному, жизнеопределяющему поводу. Например не сойдетесь во взглядах на сольное творчество Бет Гиббонс, чей альбом с Расселом Меном ты назовешь «унылым говном», а она примется расшифровывать тебе подтексты (хотя этот гребаный альбом подарил ей ты, а значит это твоя сфера опинион-лидерства). Или вы вдрызг поссоритесь из-за деятельности «Гринписа», чьих членов она считает «идейными борцами», а ты – коррумпированными мудаками, качающими бабки из Shella, когда тот воюет с Бритиш петролеум

и наоборот. Ты терпеть не можешь ее в те моменты, когда она, краснея от злости, доказывает попсовость и ненужность твоих телевизионных проектов. В ответ ты плюхаешь ей пощечину за пощечиной, выставляя дешевым снобизмом ее работу в школе и ее дурацких знакомых из клуба любителей животных. Еще бы, – говоришь ты, – имея таких родителей, можно демонстрировать всем, что ты над потоком, и больше думаешь о вечном, нежели о том, сколько денег осталось на твоей карте. «Daddy’s gonna pay for your crashed car», – напеваешь ты с издевкой. «Родителей не выбирают, ты уж прости», – усмехается она в ответ. И в этот момент ты ее ненавидишь.

Но сам уже не можешь по-другому. В этой войне не берут пленных:

– Хорошо, я согласен, не все любители собак наглухо ебанутые люди, среди них попадаются и умные, потрясающе развитые, красивые девушки.

– Интересно слышать слово «развитые» от человека, считающего, что оперу «Князь Игорь» написал Тимбаленд, а главную партию спел Тупак Шакур!

Здесь бомбят санитарные поезда и тысячами расстреливают раненых:

– Дай мне руку, в голове гудит так, что кажется, я сейчас утону в ванне.

– Ты утонешь, если я тебе скажу, что те две телочки, с которыми ты вчера напился, пока флиртовал, дали бы тебе только из вежливости. Да и то, если бы кто-то сказал им, что ты, вроде, «телезвезда»...

Любые попытки переговоров воспринимаются как капитуляция:

– Потрясающее платье.

– Я надела его для тебя.

– Это лишнее. Я люблю смотреть винтажное порно, но не готов в нем участвовать.

И единственный повод для прекращения огня – кофе, который вы пьете, передавая друг другу чашку. Тесная ванна, в которой вы лежите вдвоем, стараясь дать возможность другому устроиться удобней, и стакан сока с утра, принесенный тому, кто вчера усугубил виски шампанским. В остальном эта любовь-война продолжается постоянно. И каждая ваша встреча как очередной поединок. Где ковровые бомбардировки колкостями – целый день, а перемирия и обмен ранеными – только ночью...

And if you’re ever aroundIn the city or the suburbsOf this townBe sure to come aroundI’ll be wallowing in sorrowWearing a frownLike Pierrot the clown.