The Телки. Повесть о ненастоящей любви

Единственный вопрос, оставшийся занозой в моей голове, — ЗАЧЕМ? Какого черта они ввязались в эту игру? На первый взгляд, все понятно: Рита хотела денег, Лена, как и Ольга, — отомстить. Но мне кажется, деньги и месть здесь не при чем. Я где-то читал, что самая сильная женская страсть — участие в чужой судьбе. Вспомоществование, мать его! Помните, как в школе, когда одну из девчонок ребята доводили до слез, все остальные ее окружали и принимались лицемерно утешать? Приносили воду, жаловались учительнице, строго выговаривали обидчикам, и все такое. На самом деле легче никому не становилось, зато они получали громадное удовольствие от вовлеченности в процесс. Это вроде того как позвонить приятелю из Лондона, и, услышав, что его компания обанкротилась, спросить: «Я могу тебе чем-то помочь, брат?», зная, что ты находишься за тысячи километров и ничем помочь не можешь. Ощущение того, что ты проявил участие к чужой беде, — кайф, сравнимый с наркотическим. Твоя душа поет! Она за секунду пролетает тысячи километров, разделяющие Москву и Лондон, приземляется на плечо человеку, нуждающемуся в помощи, осматривается и… улетает обратно.

Так и здесь. Ольга стала для них той самой девочкой, плакавшей в углу классной комнаты. И еще: сильнее всего их грело то, что Ольга, оказавшись в подобной истории, в отличие от них, пережила настоящий кошмар. Историю Ольги можно пересказывать под большим секретом подругам, смаковать, каждый раз добавляя новые подробности, и заканчивать рассказом о том, как ты помогла ей отомстить «этому козлу». Обладание чужой тайной и роль орудия возмездия делает людей поистине неуязвимыми…

Хотя, возможно, все было еще примитивнее. Они вписались во все это ради забавы. Just for fun.

Наконец парень выходит из больницы, уже с девушкой. Она беременна. Интересно, тут чего, еще и женская консультация? Они останавливаются у машины, девушка говорит с водителем. Они смеются. Простые радости. Такое могло быть и у тебя, чувак! Я думаю об Ольге. Мы могли бы… точнее, я мог бы в тот раз… если бы хватило мозгов и смелости принять решение. Сколько мне было тогда? Столько же, сколько этому парню. Двадцать три. Всего четыре года назад. Сегодня кажется, что это было позавчера, тогда как позавчера казалось, что наша история имела место лет десять тому назад. Я мог бы попытаться удержать ее тут, наверное. Как-то глупо все… Четыре года назад мне вообще не стоило никаких усилий удержать ее. Да что там удержать — просто остаться с ней. Она хотела любви, а я… я тоже хотел любви. Выходит, мы по-разному понимали это чувство. Но ведь это было так недавно — она и я. Потом я и Лена, я и Рита, я и еще много разных имен. Я и я.

Oh this is hardcore, there is no way back for you, —

Jarvis берет самую высокую ноту, выходя в финал композиции.

Oh this is hardcore, this is me on top of you,  —

подпеваю я, практически не разлепляя губ.

Странно, да? Пройти через сотни имен, чтобы снова вернуться к ней. Чтобы узнать, что тебя так отчаянно любили.

And I can't believe that it took me this long…

Странное дело: мне бы радоваться негаданному спасению. Радоваться, что все так счастливо разрешилось. Я не заболел СПИДом, меня не изуродовали быки, я не заставил Лену убить ребенка, меня не взорвали в поезде, даже Ольга, так долго готовившая свою месть, в сущности, не сделала со мной ничего ужасного. Я жив и здоров. В этой истории все живы и здоровы. Однако даже мой извечный цинизм не подсказывает мне ничего, кроме строчки прочитанного когда-то газетного заголовка: СПАСТИ НИКОГО НЕ УДАЛОСЬ…

Единственное, чего я хочу, — чтобы все, наконец, закончилось. Чтобы произошедшее со мной в Москве осталось в прошлой жизни. Мне говорили, люди меняются. Прогресс — естественное состояние человечества, и все такое. Я готов поменяться. Покончить с вечеринками, отказаться от наркотиков и алкоголя. Все, что мне нужно-просто начать сначала. В Москве или Питере, или еще где-нибудь. Не имеет значения. Парни и девушка садятся в машину и уезжают. Я смотрю вслед удаляющейся «девятке» и думаю о том, что там, в машине, живые люди. В том смысле, что они живут, а не исполняют роль в чьем-то спектакле.

Oh what a hell of a show but what I want to know

What exactly do you do for an encore? Cos this is hardcore, —

повторяю я последние слова песни, которые не успел услышать.