This War of Mine (Ремейк)

— Друзья, день сегодня выдался дерьмовым. Мы не можем влиять на операции или полностью контролировать их, мы просто должны делать все, от нас зависящее, — объяснил, что у батальона есть обязательство перед генералом, обязательство предоставлять ему информацию, наши извинения ему не нужны. Мы на войне, здесь свои правила. Невозможно предугадать и исключить все риски, касающиеся как нас, так и людей, находящихся в непосредственной близости от нас. — Позволив вам в это утро действовать в соответствии с указанием о «зоне свободного огня», подвел вас. Обстоятельства вылились в трагедию, огонь по двум пострадавшим мальчикам, увы, полностью соответствовал нашим предписаниям. — Первое. Сегодня утром мы совершили ошибку. — Не беря во внимание технические детали, мы являемся морскими пехотинцами США, а морские пехотинцы — профессиональные воины, сражающиеся за величайшую демократию в мире. Мы не стреляем в детей. Если это все-таки происходит, мы признаем трагедию и делаем для себя соответствующие выводы. К сожалению, не могу ручаться, что такого больше не произойдет. Второе. Хочу, чтобы вы остаток дня посвятили прокручиванию данной ситуации в голове. А потом посоветовал им выкинуть ее из своей головы. Эти мысли не помогут им завтра выжить. Хотел, чтобы они сделали для себя выводы, а сделав, убрали бы эту ситуацию подальше от своего сердца. Третье. Никаких если бы да кабы. Мы всегда должны были принимать решения быстро. Иногда они были верными, иногда нет. Мы не можем позволить себе сомневаться завтра из-за ошибки, сделанной сегодня. Тогда нас убьют.

На Квалат-Суккар опустилась ночь, я сидел один.

Душа болела за моих морских пехотинцев, американских парней с добрым сердцем, которые будут нести этот груз всю свою жизнь. Я оплакивал себя. Нет, это не было жалостью к себе, было моей душе жалко ребенка, приехавшего в Ирак. Его больше нет. Размышлял в темноте, далек от своего взвода, потому что боевой командир — самая одинокая работа в мире.

Спал глубоким сном, впервые за несколько дней.

Утром после трех дней, проведенных в Квалат-Суккаре, мы отправились дальше.

Утро было прохладным и солнечным. Я был рад смене места дислокации.

После нашей изоляции командный пункт полка выглядел как крупный город. Сотни танков, гусеничных транспортеров для подвоза боеприпасов, грузовиков и «Хаммеров» растянулись по обеим сторонам автострады. Вертолеты «Кобра» и «Хьюи» сели рядом с автобензоцистернами. Мимо палаток и антенных полей проходили тысячи морских пехотинцев. Мы въехали в этот временный город и припарковались в укрытии, образованном высокой песчаной обочиной, благодаря этому кордону безопасности пехотинцы решили этой ночью не рыть окопов.

Через час вошел в батальонный штаб для инструктажа по операции, ожидающей нас завтра утром. В центре стоял полковник.

До освещения новой операции он подвел итоги боев и всей нашей деятельности за последние десять дней.

— Джентльмены, плохая психологическая установка распространяется так же быстро, как инфекция. Мне нужно, чтобы вы задали тон. Именно вы подаете пример, и люди следуют вашему примеру. У нас всего лишь хорошая передышка, но завтра мы опять выдвинемся в путь, и боев будет больше. Удача — вещь несистемная, на нее не стоит надеяться. Нужно работать, и работать усердно.

Итак, разведывательный пойдет по автостраде на север, пересечет мост через реку Эль-Гарраф и обследует периметр, за ним подтянется ПБГ. Мы должны будем справиться со всеми ситуациями своими силами. Прикрывая фланг, мы будем проезжать через поля и маленькие деревни. Нашей целью будет к сумеркам дойти до города Эль-Хай — до него около пятидесяти километров пути. У нас не будет танков, только ограниченная поддержка с воздуха. На военном жаргоне это называется «сближение с противником».

Когда вернулся и проинструктировал взвод, реакция парней была более чем определенной:

— Понятно, сэр. Нужно ехать, пока не начался обстрел.

Наш марш на север начался без особых событий. Батальон проехал по шоссе и, как планировалось, пересек мост. Мы въехали в пасторальный мир ферм, рек и деревьев. Фермеры пасли свой скот, а дети, когда мы проезжали, махали нам рукой. «Идти Америка! Идти Джордж Буш! Дать мне денег!»

— Дэвис, иди поговори с этими парнями, узнай что можешь, — произнес, отправляя переводчика горстке иракских мужчин на обочине дороги. Он подошел, что-то пробурчал им, а они молчали, переминаясь с ноги на ногу. Потом они начали говорить, но Дэвис сразу перестал их слушать и вернулся к моему «Хаммеру».

— Они говорят, что они фермеры, но врут.

Уже и сам знал это. Иракские фермеры носили сандалии и национальную одежду. Эти же парни были в кожаных туфлях и чистых футболках и брюках а-ля западный мир. На их руках не было мозолей.

— Регулярная армия или федаины?

— Думаю, регулярная армия. Местные парни — они как ваша Национальная гвардия. Они увидели нас и стали форму. У них взгляд бойцов, а не взгляд крестьян.