Тяготению вопреки

Конвоиры остановились перед солдатом, который отметил Кендрика «птичкой» в каком-то списке. Потом его отвели к свободному стулу. Никто из сидящих рядом не был рад здесь оказаться - кроме одного пожилого человека, который скалился как идиот.

Усевшись рядом с ним, Кендрик ощутил что-то знакомое и оглядел исподтишка сидящих рядом. Смешанная публика, в основном за тридцать и старше, хотя была пара совсем молодых, еще совсем подростков. Были черные, были белые и латиноамериканцы, были бедные с виду и богатые, и единственное, пожалуй, что было у них у всех общего, - тревога на лице.

Учитывая, что прямо рядом - вооруженная охрана, разговаривать никого не тянуло, что и понятно.

Вдруг тот старик обернулся к Кендрику с широкой улыбкой:

- Как поживаете?

Кендрик кивнул в ответ, но разговаривать тоже был не в настроении.

Старик подождал немного, пожал плечами и снова отвернулся.

Время от времени приводили и усаживали новых доставленных, и у каждого было такое же недоумение на лице, какое, наверное, было у Кендрика. Когда один начал было спорить, Кендрик внимательно прислушался к ответу солдата со списком. Тот сказал, что введены в действие чрезвычайные законы военного положения - пока не будет оценена опасность, угрожающая стране.

Но спор становился горячее, и тогда шагнул вперед другой солдат, поднимая автомат. От этой завуалированной угрозы по телу Кендрика пробежал холодок, и он снова стал смотреть на столы, где шел допрос. Когда допрос заканчивался, людей выводили через двери на другой стороне здания.

И снова-таки ничего нельзя был увидеть в этих людях общего для всех. Тут были домохозяйки, доктора, операторы бензоколонок - кто угодно.

Кендрик вцепился пальцами в колени, в голове теснились мысли о жене, об их дочери Сэм. Он уже несколько часов ничего не ел - завтракал он обычно по дороге на работу, - но, хотя день уже клонился к вечеру, голода он совершенно не чувствовал.

- Вот и выходит, что мы были правы, - произнес неожиданно чей-то голос совсем рядом. Кендрик обернулся и увидел, что пожилой сосед смотрит на него ясными и умными глазами.

- Пардон?

- На пардон нам рассчитывать не приходится. Меня зовут Марко. А вас?

- Кендрик Галлмон, - ответил он автоматически.

- Не тот Галлмон, что пишет в «Вашингтон фри пресс»? - спросил старик, вскидывая брови.

Кендрик кивнул. В любых других обстоятельствах ему было бы приятно, что его имя узнают. За пределами Вашингтона и вне круга подписчиков на новости «Пресс» мало кто знал его.

- Я вашу колонку каждую неделю читаю, - сказал Марко. - Вы довольно критичны по отношению к Уилберу?

- В любой другой исторический момент его бы направили на лечение за проповеди конца света. А мы его выбрали в президенты. Да, можете сказать, что я критичен. Но кто был прав, и насчет чего?

- Простите?

- Вы сказали: «Мы были правы». Насчет чего правы?

- Насчет репрессий. После того, что было сегодня утром на Западном Побережье.

Кендрик посмотрел недоуменно.

- А-а, - понимающе кивнул Марко. - Вы не слыхали?

- Я что-то слышал по радио.

Продолжая вести разговор шепотом, Кендрик пристальнее рассмотрел Марко. Изрезанное глубокими морщинами лицо, решительный подбородок и ясные голубые глаза, светящиеся интеллектом. Белый ежик волос на макушке. Одет он был с разумным соответствием моде, если учесть его очевидную старость, и создавалось впечатление, что за своей внешностью он следит. Чем дольше смотрел на него Кендрик, тем более знакомым казалось ему это лицо.

- Марко? - наконец вспомнил он. - Я вас знаю. Фредерик Марко, писатель. Вы автор «Акробата».

Когда-то, в отрочестве, Кендрик прочел этот роман в одно длинное скучное лето.

- Послушайте, - сказал Марко нетерпеливо. - Вы что, не знаете, что случилось в Лос-Анджелесе?

- В Лос-Анджелесе? А что?

- Случилось то, что его больше нет, - прошипел Марко, и улыбка его не исчезла ни на секунду. Можете Себе представить? Нет бульвара Сансет, нет Беверли-Хиллз, нет Венис-Бич… Любил я Венис-Бич, но нет его больше. - Он удивленно покачал головой. - Можете себе представить?

- Да что случилось-то? - еще раз спросил Кендрик с нехорошим чувством под ложечкой.

- Атомную бомбу там взорвали. - Улыбка Марко погасла на миг. - Наверное, кинокритики.

Улыбка вернулась на место.

- Атомную бомбу? - Новость звучала дико, омерзительно, но почему-то Кендрик ей поверил. Надо было только вспомнить, что случилось с ним в последние часы, чтобы понять: дело должно быть очень серьезно. Нет больше Лос-Анджелеса? С таким чувством, будто он играет роль в каком-то фильме, Кендрик спросил: - А кто?

Марко пожал плечами:

- Ума не приложу, сами выберите любого подозреваемого. Не китайцы - учитывая, как распался Китай. Остаются любые политические или религиозные группы ненависти, или террористы, или любая шайка психов, не в этом дело. Возвращаясь к сказанному: мы - люди вроде нас с вами - были правы насчет того, что случится со страной, когда дерьмо по трубам хлынет всерьез.

Все время в сарай приводили людей и уводили прочь. Марко продолжал: