Тяжелые дни

            Военный Министр в общих чертах нарисовал картину фронта, огово­рившись, что приводимые им сведения представляются, вероятно, устаревшими, так как, во-первых, наше отступление развивается с возрастающею быстротою, во многих случаях принимающею характер чуть ли не панического бегства, и, во-вторых, Ставка Верховного Главнокомандующего не сообщает Главе военного ведомства никаких данных о положении на боевой линии. Военному Министру приходится судить об этом положении на основании доходящих непосредственно в Петербург донесений нашей контрразведки о передвижениях в неприятельском лагере. Во всяком случае для каждого, мало-мальски знакомого с военным делом, человека ясно, что приближа­ются моменты решающие для всей войны. Пользуясь огромным преобладанием артиллерии и неисчерпаемыми запасами снарядов, немцы заставляют нас от­ступать одним артиллерийским огнем. Тогда как они стреляют из орудий чуть ли не по одиночкам, наши батареи вынуждены молчать даже во время серьезных столкновений.

Благодаря этому, обладая возможностью не пускать в дело пехотные массы, неприятель почти не несет потерь, тогда как у нас люди гибнут тысячами. Естественно, что с каждым днем наш отпор слабеет, а вражеский натиск усиливается. Где ждать остановки отступления— Богу ведомо. Сейчас в движении неприятеля все более обнаруживается три {16} главнейших направления: на Петербург, на Москву и на Киев... В слагаю­щейся обстановка нельзя предвидеть, чем и как удастся нам противодей­ствовать развитию этого движения. Войска несомненно утомлены бесконечными поражениями и отступлениями. Вера в конечный успех и в вождей подор­вана. Заметны все более грозные признаки надвигающейся деморализации. Учащаются случаи дезертирства и добровольной сдачи в плен. Да и трудно ждать порыва и самоотвержения от людей, вливаемых в боевую линию безоружными с приказом подбирать винтовки убитых товарищей...

            «Но — продолжал Военный Министр — на темном фоне, материального, численного и нравственного расстройства армии есть еще одно явление, которое особенно чревато последствиями и о котором больше нельзя умалчивать. В Ставке Верховного Главнокомандующего наблюдается растущая растерянность. Она тоже охватывается убийственною психологиею отступления и готовится к отходу вглубь страны, на новое место. Назад, назад и назад — только и слышно оттуда. В действиях и распоряжениях не видно никакой системы, никакого плана. Ни одного смело задуманного маневра, ни одной попытки ис­пользовать ошибки зарвавшегося врага. И вместе с тем Ставка продолжает ревниво охранять свою власть и прерогативы. Среди разрастающейся ка­тастрофы она даже не считает нужным посоветоваться с ближайшими сотрудниками. Не только командующие армиями, но даже главнокомандующие фронтами ни разу не были призваны в Ставку для совместного доклада о положении, о возможном исхода из затруднения, о способах дальнейшей борь­бы.

Над всем и всеми царит генерал Янушкевич. Все прочие должны быть бессловесными исполнителями объявляемых им от имени Великого Князя повелений. Никакой почин не допускается. Никто из старших военноначальников не ведает, куда и зачем его двигают. Молчать и не рассуждать — вот любимый окрик из Ставки. Но при этом в происходящих несчастьях виновата не Ставка, а все — и люди, и стихии. Виноваты генералы, полковые и ротные командиры, виноваты сами чудо-богатыри, виноват Воен­ный Министр, виновато правительство в его целом и отдельные члены, ви­новат тыл. Словом, ответственны все, кроме того органа, на котором непосредственно лежит ответственность. И эта чреватая внутренними последствиями мысль внедряется из Ставки в общественное сознание...»

            Отметив затем угрожающее нарастание раздражения в стране и при­знаки революционных веяний не только в тылу, но и на фронте, А. А. Поливанов воскликнул: «Печальнее всего, что правда не доходит по Его Величе­ства. Государь оценивает положение на фронте и дальнейшие перспективы только на основании сообщений, обработанных Ставкою. Его мнение о происходящем складывается лишь на основании тех материалов и заключений, ко­торые считают возможным сообщать генералы Данилов с Янушкевичем...» «На рубеже величайших событий в русской истории — с силою продолжал Военный Министр — надо, чтобы Русский Царь выслушал мнение всех ответственных военноначальников и всего Совета Министров, которые должны откровенно сказать Ему о том, что приближается, быть может, последний час и что необходимы героические решения. И наша, господа, обязанность, не откладывая ни минуты, умолять Его Величество немедленно собрать под Своим председательством чрезвычайный военный совет. Никакие откладывания и отсрочки более недопустимы, ибо впереди и недалеко трагедия и внешняя, и внутренняя. Мы все единодушно и настойчиво должны просить Государя созвать военный совет при участи Правительства в ближайшие дни. Иначе может быть поздно...»