Тяжелые дни

            «В заседание прибыл генерал Фролов, которого я {117} пригласил для обсуждения вопроса о печати. Наши газеты совсем взбеси­лись. Даже в 1905 году они не позволяли себе таких безобразных выходок, как теперь. Военная власть должна принять все меры к успокоению печати. А Министерство Внутренних Дел обязано помочь в этом. Нельзя допускать теперешних безобразий. Все направлено к колебанию авторитета правительственной власти. Хотя бы взять ежедневные сообщения о новых кабинетах с общественными представителями и без них. Среди правительственных служащих полная растерянность и неуверенность. На фронте то­же получается впечатление вредное о том, что в тылу нет устойчивости. Надо покончить с газетным враньем. Не время теперь для разнузданности печати Это не свобода слова, а чорт знает что такое».

С. Д. Сазонов:

            «А вчерашнее сообщение о покушении на Великого Князя Николая Николаевича. Подлейший подвиг подлейшего репортера. Ко мне  по этому поводу обраща­лись союзные представители. Никакого покушения не было. Все это злост­ная выдумка для возбуждения общественной тревоги. Как военная цензура пропускает подобные  известия?»

И. Л. Горемыкин:

            «Прошу генерала Фролова обратить внимание на этот факт и вообще боле решительно приняться за газеты. Предупреждаю, что, если положение не изменится, Вы, генерал, мо­жете нажить большие  неприятности».

П. А. Фролов:

            «Не сомневаюсь в неприятностях и их ожидаю».

И. Л. Горемыкин:

            «А Вы не ожидайте и вычерки­вайте побольше всю газетную ерунду».

П. А. Фролов:

            «Я исполнитель. Дирек­тивы даются Ставкою и Центральным Военно-Цензурным Комитетом, кото­рый в ведении военного ведомства».

А. А. Поливанов:

            «Дело военного ведомства следовать закону о военной цензуре, согласно которому воспрещен­ное к оглашению в печати указано в перечне. Мы и обязаны руководство­ваться перечнем, в котором нет запрета печатать о новых кабинетах с участием общественных представителей. Военным людям трудно разби­раться в тонкостях желательного или нежелательного при сменяющихся течениях в государственной жизни. Военное ведомство должно быть вне поли­тики. Это не его дело».

И. Л. Горемыкин:

            «Политика в условиях настоящей войны не отделима от военного дела. Сами военные говорят, что воюет не регулярная армия, а вооруженный народ».

С. Д. Сазонов:

            «В Германии ши­роко понимают военную цензуру и не разгораживают ее по ведомствам. Го­сударственный интерес общий для всех».

Кн. Н. Б. Щербатов:

            «Заметка о покушении на Великого Князя — результат печального недосмотра. Но, при теперешнем ненормальном положении вопроса о цензуре, подобные вольные или невольные недосмотры неизбежны. Все дело не объединено и практика по районам пестра до бесконечности. В одних местах допускают говорить чуть ли не об одних отвлеченных предметах и печатать только театраль­ную хронику, а в соседнем округе поощряется рабочая печать самого невозможного направления.             Министерство Внутренних Дел давно возбуждало вопрос об объединении военной цензуры в Петрограде в центральном органе, который рассылал бы повсеместно к обязательному исполнению руководящие указания, но генерал Янушкевич усмотрел в этом покушение на прерогативы Ставки и категорически отказал. Министерство Внутренних Дел бессильно перед усмотрением Ставки. Может быть Совет Министров добьется более благоприятных результатов».

А. А. Поливанов:

            «Этот вопрос уже поднят в военном ведомстве и будет обсуждаться в специальной комиссии с участием представителей Министерства Внутренних Дел».

И. Л. Горемыкин:

            «Надо поспешить. К чему все эти комиссии. Тут каждый час дорог».

Кн. Н. Б. Щербатов:

            «Вот наш председатель несколько раз и сегодня, и раньше подчеркивал, что Министерство Внутренних Дел как будто недостаточно энергично в отношении печати. Но что же я могу поделать, когда в Петрограде я только гость, а все зависит от военной власти. Эксцессы печати вызвали с нашей стороны обращение в {118} Ставку о необходимости в интересах поддержания внутреннего порядка ука­зать военным цензорам о более распространительном понимании их задач. В ответ на это последовало из Ставки распоряжение за подписью Янушкевича о том, что военная цензура не должна вмешиваться в гражданские дела. Это распоряжение и послужило основанием к теперешней раз­нузданности. О Москве, которая пока еще не входит в театр войны, должен тоже сказать, что мы бессильны. Предварительная цензура у нас давно отменена и мы не можем помешать выходу в свет нежелательных статей и известий в печати. У нас только один способ — право кары и закрытия газет».

И. Л. Горемыкин:

            «Вот Вы этим правом и пользуйтесь. Изда­тели не любят, когда их карман страдает, и подожмут хвосты. А отно­сительно военной цензуры я поговорю с Государем Императором. Если соблюдению государственных интересов мешает закон, то можно его из­менить».

Кн. Н. Б. Щербатов: