Но следует помнить, что чеченцы очень умело скрывают эту истинную страсть своей души. Тот же Басаев не раз говорил мне во время переговоров, дескать, есть у него начальник штаба — генерал Масхадов, решения которого он, Басаев, считает для себя обязательными. При этом странные огоньки метались в его глазах, позволяя сделать правильный вывод: это игра на публику… Никогда Басаев не считал себя менее достойным власти, нежели Масхадов или Яндарбиев. А потому, формально подчиняясь, действовал и будет действовать по собственному усмотрению.
Вторжение чеченских боевиков в Дагестан — весьма убедительное доказательство тому, что чеченский характер не приемлет вторых ролей и всегда находится в поиске ситуации, которая бы вытолкнула его наверх.
Впрочем, я не склонен был демонизировать Дудаева, когда впервые увидел его воочию во время его переговоров с Руцким в Грозном в начале октября 1991 года. В главе, которая касалась событий 1991 года и моего пребывания в должности начальника Управления ВВ по Северному Кавказу и Закавказью, я намеренно пропустил тот период, чтобы не наслоились друг на друга и не перепутались в голове читателя многочисленные эпизоды и даже эпохи истории Чечни, уместившиеся в последнее десятилетие XX века.
На самом деле то, что происходило в Чечне на заре сепаратистского движения — в 1990 году, — никак не ассоциировалось с именем Джохара Дудаева. Ведь это не он, а Первый национальный чеченский съезд, проходивший в конце ноября 1990 года принял решение об образовании независимого чеченского государства. Не он, а четвертая сессия Верховного Совета Чечено-Ингушетии инициировала тогда же принятие декларации о государственном суверенитете Чечено-Ингушской Республики. И это небезызвестные Зелимхан Яндарбиев и Яраги Мамодаев — лидеры шовинистического крыла в Общенациональном конгрессе чеченского народа (ОКЧН), а вовсе не Дудаев — выдвинули лозунги полной независимости от России и создания исламского государства.
Именно тогда на политической сцене Чечни появился Джохар Дудаев, первое время умудрявшийся совмещать службу в Советской Армии и активную работу в националистической организации: с ноября 1990 года он входил в состав исполкома ОКЧН и готов был удовольствоваться постом заместителя председателя Комитета государственной безопасности Чечено-Ингушетии. Но, будучи фигурой харизматической, быстро вышел в лидеры. Сильными аргументами, конечно, являлись его генеральские погоны и военная подготовка.
Немаловажно было и то, что Д. Дудаев до переезда в Грозный был начальником Тартусского военного гарнизона в Эстонии и, надышавшись повстанческим воздухом Прибалтики, уже знал и умело применял на практике тактические ходы, отработанные в борьбе за независимость Латвии, Литвы и Эстонии. Я уже писал, что документы прибалтийских политических движений копировались дословно, включая орфографические ошибки. А в иных, которые было лень или некогда перепечатывать, вместо слов «Эстония» или «Латвия» наскоро ставился штамп «Чеченская Республика». То есть колыбель была своя — кавказская, но колыбельные песни были напеты в другом месте.
Именно этим объясняется та моральная, техническая и финансовая помощь, которую оказывали «независимой Чечне» в первую очередь именно страны Балтии. Этим объясняется то, что в этих республиках не забыли Дудаева и после смерти, назвав в честь террориста-организатора, на котором лежала ответственность за убийство женщин и детей в больнице города Буденновска, улицы и парки в своих городах. Нисколько не сомневаюсь в том, что рано или поздно они будут переименованы, потому что первоначальные решения были предприняты вовсе не для того, чтобы увековечить имя по-настоящему достойного человека, но лишь затем, чтобы уязвить бывшую метрополию.
Несомненной личной заслугой Д. Дудаева является то, что он очень чутко чувствовал время. Появление в августе 1991 года нелегитимного ГКЧП, которое в истории России сразу же было названо путчем, националистами Чечни было использовано очень прагматично. Вначале сам путч укрепил их в мысли о том, что необходимо использовать временную слабость России: и паралич власти, и праздничный восторг новой политической элиты по поводу победы. Во всяком случае этого было достаточно, чтобы начать так называемую «чеченскую революцию», целью которой было смещение с постов тех руководителей ЧИР, позиция которых не совпадала с позицией лидеров ОКЧН и которых теперь было легче легкого обвинить в «проведении политики, противоречащей курсу президента Российской Федерации на демократию и реформы». Именно с такой формулировкой «загремели» со своих постов председатель Верховного Совета ЧИР Доку Завгаев, бывший первый секретарь Чечено-Ингушского обкома КПСС, и члены его команды. Примечательно, что снимать Завгаева лично приехал Руслан Хасбулатов, весьма влиятельный и даже популярный после августовских событий в Москве.