Так повелось у нас в семье, что в любые командировки я собираюсь сам. Валентина единственное, что может сделать — так это поинтересоваться, не забыл ли я положить в тревожный чемодан сменное белье, носки и прочее. Да и сам тревожный чемодан — уже давно не чемодан, а матерчатая сумка, перетряхнув которую даже самый взыскательный исследователь не найдет ничего такого, что не было бы связано с солдатским походом. Только форменные брюки да куртки, непременные иголки и нитки, тюбики зубной пасты, чистые подворотнички и бритвенные принадлежности. Такая сумка всегда при мне: в рабочем кабинете, в машине. На случай внезапного отлета, отъезда, когда нет и десяти минут, чтобы заскочить домой. Случалось всякое: отправляясь на работу, я мог через несколько часов оказаться в Санкт-Петербурге, а к концу дня — уже в Кемерово. К этому я привык, а потому всякая житейская мелочь, появлявшаяся в моем обиходе, приобреталась, как правило, в двух экземплярах. Один предназначался «для жизни», другой тут же исчезал в недрах священного чемодана. Но есть и то, что при любой спешке обязательно кладется в него, — это книги. Как правило, необходимые для работы. Иногда те, что нужны душе. Одно время со мной путешествовало жизнеописание легендарного Тамерлана — полководца удачливого, мудрого и бесстрашного. Между прочим, именно он заметил, что храбрость — это умение терпеть в опасной ситуации…
В тот день, когда я принял командование, все наши успехи в Грозном строго математически выражались так: мы контролировали в лучшем случае треть, а в худшем — только четверть города. У нас были сильные позиции в его северной части, в центре, в Старопромысловском районе, но следовало посмотреть правде в глаза: эти победы, доставшиеся тяжелым трудом и солдатской кровью, носили эпизодический характер и не решали главной задачи — освобождения всего города. Первое, что я сделал, так это заявление в кругу подчиненных мне генералов: «Пока мы не блокируем город, никаких активных действий не предпринимать!»
А потом и Квашнину поставил задачу — обеспечить привлечение дополнительных сил армии. Но не для того, чтобы батальон за батальоном бросать их в топку боя, а для того, чтобы перекрыть все подступы к городу и исключить возможность притока свежих боевиков и прочих ресурсов, без которых рано или поздно выдыхается любая армия.
Вскоре такие силы прибыли, и к середине февраля нам удалось полностью перекрыть южное направление и, таким образом, замкнуть кольцо блокирования. Начатые вслед за этим активные боевые действия позволили уже к исходу февраля овладеть городом с минимальными потерями. В начале марта мы начали готовить операции по освобождению Аргуна, чуть позже — и других важных населенных пунктов, какими являлись Гудермес и Шали. Эта тактика себя оправдала: в Аргуне погиб только один военнослужащий, в Шали — два или три. Еще несколько человек было ранено в Гудермесе.
Объяснять это обычным везением не стану. Наконец нам удалось применить то, что всегда составляло гордость российской военной науки — бить противника на одном направлении и при этом на другом — вводить в заблуждение. Классическим примером, достойным учебников, является операция по взятию Аргуна — крупного узла дудаевской обороны.
В один из мартовских дней ко мне обратился один из заместителей начальника Оперативного управления Северо-Кавказского военного округа полковник Иван Козулин. Его идея была проста и в тоже время остроумна: имитируя движение крупной бронетанковой колонны, нам следовало отвлечь основные силы боевиков на ложное направление. Основной удар по аргунской группировке противника предполагался совсем в другом месте, и теперь надо было продумать хитроумные детали, способные убедить чеченцев в подлинности нашей бутафории.
При дневном свете наша «колонна» не представляла ровным счетом ничего… Просто к деревьям, росшим по обочинам одной из дорог, на протяжении двух с половиной километров через каждые 25 метров прочно крепились пустые банки из-под томатной пасты, растительного и оружейного масла, а также пустые патронные цинки. Все они были залиты соляркой и набиты ветошью, которые, если их зажечь ночью, с расстояния в один-два километра могли сойти за фары танков. Режиссура звука ставилась столь же незатейливо и мудро: звуковещательная установка через мощные динамики должна была транслировать грохот танковых двигателей.
Все это претворялось в жизнь бойцами из группировки генерала Ивана Бабичева, и после утверждения плана операции вместе со своим начальником штаба генералом Леонтием Шевцовым я не раз вылетал под Аргун, чтобы лично проверить качество ее подготовки.