Тяжелый круг

— Мы все имеем дело с самыми резвыми в мире лошадьми — чистокровными верховыми, англичане называют их «выведенными в совершенстве». Так вот те лошади уже в момент своего рождения оценены в полторы тысячи рублей. Представляете себе, какова их цена, когда они вырастут да рекорды поставят?

— Какая же?

— За самую лучшую лошадь Советского Союза — Анилина, например, иностранцы предлагали нам миллион!

— Ну, это я даже и представить себе не пытаюсь. Но погодите, я не могу что-то взять в толк. «Чистокровная арабская…» Теперь вы говорите — «чистокровная верховая». А арабская, что ли, не верховая, или как?

Она расспрашивала рассеянно, думая о чем-то своем, глаза ее бегали напряженно, пока она машинально повторяла:

— Замечательно! Замечательно! Кто бы мог подумать! В глуши, в каких-то сельских конюшнях такие сокровища. Такими деньжищами ворочают!

Виолетта, сама не зная почему, почувствовала неловкость за мать, казалось, что и ребята смотрят на нее несколько странно.

Анна Павловна между тем продолжала:

— Да и вы вот, мальчишки, в сущности, а тоже, поди, выигрыши-то от вас зависят, а? В тотализаторе-то?

— Нас это не касаемо, — ответил за всех Нарс. — Если приз выиграешь, так эти деньги всему заводу идут, тренерскому отделению нашему.

— Ну да, ну да! — кивала Анна Павловна, а глядела недоверчиво, будто врет Нарсик. — Хорошее дело, интересное дело — конский спорт.

— Конный, мама! — не выдержала Виолетта.

— Тем более, детка! — Мать потрепала ее по щеке.

Это «тем более» всегда выводило Виолетту из себя. Когда мать не знала, что сказать и хотела вывернуться, она спасалась этим «тем более».

Вроде бы беспричинно и незаметно настроение у всех испортилось.

Какие-то мысли сильно, видимо, овладели Анной Павловной. Всю обратную дорогу она держалась отстраненно и только у дома ласково и настойчиво пригласила:

— Приходите-ка, ребятки, к нам в гости. Мы с Виолеттой одни, скучаем. Наш папа уехал с цирком. Я вам собачек своих покажу. Виолетта нас чаем угостит. С вареньем. Мальчики, а?

Все дружно, согласно, хоть и несколько сконфуженно, кивали ей в ответ.

Виолетта удивилась про себя: никогда ее мать не отличалась гостеприимством, да еще таким настойчивым, тем более по отношению к тем, в ком подозревала «ухажеров».

Глава пятая

1

По ипподрому объявили несколько торжественнее, чем обычно:

— Первое место заняла Декханка под седлом Александра Милашевского! Это его сто первая победа, и ему присвоено звание жокея второй категории. Поздравляем тебя, Саша!

Каждый раз, как бы ни мизерны были шансы, он выкладывался до конца, потому что скакать — не ремесло для него, хоть и получает он за это зарплату, а самая большая в жизни радость. А нынче он скакал с особенной страстью: давно ждал дня, когда округлится цифра его побед, надоело уж столько лет в ездоках ходить. И вот наконец вострубили трубы: жокей!

Как обычно, Саша провожал Виолетту в Железноводск. Она поздравила, не забыла, но как-то уж очень с прохладцей, дежурно.

— Спасибочко! — ответил ей Саша тоном совершенно неопределенным, таким, что можно было подумать, будто взял он это слово в иронические кавычки, но если бы Виолетта, осерчав, спросила: мол, ирония тут неуместна, чем ты недоволен? — он легко отрекся бы, уверил, что поблагодарил совершенно от чистого сердца.

Такие вот уж неравные отношения сложились у них: Саша всячески старался говорить в угоду ей, а она слушала и не слушала. Чтобы не чувствовала она себя с ним тягостно, Саша специально подкапливал в памяти разные анекдоты, случаи, наблюдения, могущие заинтересовать Виолетту. Этих заготовок хватало меньше чем на полпути, потому что она-то ничего не отвечала, только разрешала говорить. Саша, рассказывая, воспламенялся, но тут же и гас. Разговор скудел, переходил в молчание, которое было столь глухим и тягостным, что само свидание начинало казаться вовсе ненужным, будто бы случайным и зряшным. Саша сначала мучился этим, находил всяческие объяснения: погода плохая, Виолетта не в настроении, слишком много времени они бывают вместе… А той простой мысли, что стал он для нее скучен, не допускал — не потому, что был самонадеян, а из боязни убедиться, что это и впрямь так. И все еще верилось ему, что если только сумеет он стать половчее и понаходчивее в разговоре, то сразу же вернется все светло-радостное, бывшее у них в больнице и в первое время после нее.

Виолетта пыталась вникнуть в то, что говорил Саша, но как ни напрягала запоздалое внимание, все, что слышала, было ей совершенно неясным и ненужным, многочисленные подробности только утомляли ее. Когда за окном сквозь листву деревьев стали мелькать пристанционные постройки, она повеселела, однако старательно скрыла это от Саши.

На перроне их встретил дождь. Был он дружный, шумный и короткий — они совсем недолго простояли под навесом. Саше хотелось, чтобы дождь лил подольше, но и оттого, что он кончился, не огорчился, знал: Виолетта любит гулять в последождевую погоду. Однако нынче она почему-то не захотела идти пешком, потянула в автобус.