Тяжелый песок

Иосиф знал, что до леса не дойдешь, а если дойдешь, то в лесу погибнешь, и это хорошо известно дедушке, и не для такого совета дедушка к нему явился.

– Еще что ты предлагаешь? – спросил Иосиф.

Это означало: выкладывай, зачем пришел.

– Есть мужики...

– Какие мужики?

– Хуторские.

– И что?

– Могут сховать за золото.

– Золото возьмут и выдадут.

– Мужики надежные.

– А где взять золото?

– У тебя нет?

– Для Гриши нет! – сказал Иосиф. – Думаешь, я не знаю, кто тебя прислал? Но имей в виду: Гриша партизан. Если Штальбе узнает, расстреляют вас всех, весь дом, – это в лучшем случае. В худшем – каждого десятого в городе.

– Я не видел Гришу с того дня, как его взяли в армию, – сказал дедушка, – где он и что с ним, не знаю.

– Я тоже не знаю и знать не хочу! – отрезал Иосиф. – Но зачем ты ищешь золото, знаю. Так вот: не впутывайся. С кем драться? С ними ?! Они взяли всю Европу и возьмут весь мир. Чем драться? Берданками, ржавыми махновскими обрезами? Против танков и пулеметов? Если они найдут у вас хоть один пистолет, они перестреляют все гетто. Грише легко ставить на карту вашу жизнь – он в лесу. Его сыновья – сопляки, хотят умереть героями, за это невинные люди пойдут на верную смерть.

– Их все равно ждет смерть, – сказал дедушка.

– Откуда тебе это известно? – возразил Иосиф. – Да, в Городне, в Соснице что-то было... Что именно – мы не знаем. Я спрашивал у одного человека. «Да, – говорит, – расстреляли». За что? «Исдэлали попытку на немцив». Тоже, наверно, собрались мальчишки с пистолетами. За это расстреляли всех. То же самое случится у нас. Если наши сопляки не образумятся, я их сам образумлю. У нас еще ничего не было, никаких акций, и не будет! Мы им нужны и долго будем нужны – леса много, а весной они будут строить дорогу, до будущей осени мы продержимся, а там они возьмут Москву, война кончится, наступит мир, а то, что делают во время войны, нельзя делать в мирное время. Надо выждать, надо продержаться.

– У тех, кого сюда пригнали из Сосницы и Городни, убили детей. Чего им еще ждать? – сказал дедушка.

– Еще неизвестно, кого убили, кого нет, – возразил Иосиф. – Могли вывезти в Польшу, здесь близко фронт, и они опасаются, что евреи будут помогать красным. Так вот, скажи всем: не надо сеять панику, распространять слухи. Если Гриша еще раз сюда придет, я передам его Штальбе, это моя обязанность, если я ее не выполню, меня самого расстреляют. И его сыновей, если попробуют хоть пальцем шевельнуть, тоже передам Штальбе. Я отвечаю за семь тысяч жизней и обязан так поступать.

– От семи тысяч уже осталось пять, – сказал дедушка.

– Пять тысяч тоже люди, – сказал Иосиф. – И не лезь в это, отец! Если про тебя узнают, то расстреляют не только тебя, но и всех стариков.

Дедушка понимал, что скрывалось за этим предупреждением: истребляют не только детей, но и стариков. Дедушка знал об этом и без Иосифа. Он видел его насквозь: врет, будто детей увезли в Польшу, – детей расстреляли; врет, будто где-то еще сохранились гетто, – они уничтожены вместе с их обитателями; врет, будто немцы возьмут Москву и война скоро кончится, – они обещали взять Москву еще в октябре. И жизнь им здесь никто не сохранит, все врет, скотина, думает только о своей шкуре, а не о спасении людей. Прежний дедушка все это выложил бы Иосифу, прежний дедушка вытянул бы его палкой. Но палкой он не узнал бы того, что ему надо узнать: откуда известно Иосифу о том, что приходил Гриша, и о том, что мальчики что-то затевают?

– Кто тебе сказал, будто приходил Гриша?

– Так ведь ты говоришь, что не приходил...

– Я не видел, но, может быть, кто-нибудь другой видел. Интересно – кто? Ведь Гриша мне сын.

– А я тебе не сын?

– Вы все мне сыны, и ты, и Лазарь, и Гриша. Но о тебе и Лазаре я знаю, а о Грише – нет и хочу знать.

– Ты знаешь больше меня, и говорить об этом не будем. Иди, отец, и запомни: я отвечаю за людей и не дам их погубить ни Грише, хоть он мне и брат, ни Вене и Дине, хоть они мне и племянники, ни даже тебе, хоть ты мне и отец. Вы не одни на улице, на вас смотрят чужие глаза... Рядом с вами живут люди... Живет Алешинский, Плоткин... Живут Ягудины...

Нарочно так сказал Иосиф или обмолвился, но дедушке этого было достаточно.

– Добре! – сказал дедушка и ушел.

Как вы знаете, соседом дедушки был шорник Афанасий Прокопьевич Сташенок. Старший его сын, Андрей, как я вам рассказывал, работал в депо и жил в железнодорожном поселке с женой Ксаной – помните, за которой пытался ухаживать дядя Иосиф? Старший их сын, Максим, был на фронте, а дочь Мария и сын Костя работали в депо. Со стариками же Сташенками жила семья второго сына, Петруся, его жена Ирина и три дочки: Вера, Нина и Таня – шестнадцать, тринадцать и десять лет. Сам Петрусь был на фронте.