Но если ничто не помогает умершему управлять процессом и он гоним только собственной кармой, а срок пребывания в бардо подходит к концу, то под действием своих кармических накоплений он получает впечатление, что он либо восходит, либо двигается по одному уровню, либо нисходит. И тогда к нему непременно приходит ощущение, что он преследуем множеством людей и гоним порывами ветра, на него наступают глыбы льда, сыплется град и подступает тьма. Спасаясь от этих галлюцинаций, те, кто не наделен добродетельной кармой, испытают ощущение бегства в место страдания, те же, у кого хорошая, светлая, чистая карма, получат ощущение прибытия в места счастья. Таким образом человек вновь войдет в сужденное ему чрево.
В состоянии бардо тело обладает любыми способностями, каких только можно пожелать. Как с ними правильно обращаться, умерший мог узнать при жизни, если упражнялся в тантрических медитациях, наделявших его теми же силами, сверхъестественными для земного мира, но естественными для мира бардо. В бардо он может свободно перемещаться в пространстве, проходить сквозь препятствия, например сквозь стены, читать чужие мысли, подавать знаки жизни. Осознаются же эти способности только в третьем бардо поисков перерождения. Но лама говорит, что очень важно научиться здесь не желать этих сил и не пользоваться ими. В третьем же бардо начинают видеть друг друга существа, находящиеся на одном и том же уровне знания, то есть обладающие одинаковой природой, так как природу существа в бардо составляет его знание.
И именно знание приносит существо из бардо на землю. Знание того, какие эмоции и мысли таились в глубинах его сознания, развернулось перед ним в формах мирных и гневных божеств. Знание о том, как управлять ими, было дано ему в образной форме – когда Зеленая Тара наглядно показала, что зависть подавляется состраданием. Знание того, как важно научиться ничего не бояться и ни к чему не привязываться, он обрел, увидев, что все порождено природой самого человека, и если научиться ею управлять, то не будет ничего невозможного. Потом, в новой жизни, знание это уходит глубоко в подсознание, и древняя наука о смерти выводит его на поверхность, оказываясь при ближайшем рассмотрении мудрейшей наукой о жизни.
На этом мы расстанемся с божественным Падмасамбхавой и его великими деяниями в мире людей, хотя они и неисчерпаемы. Пора нам перейти к другим, весьма колоритным персонажам, что мы и сделаем в следующей главе.
Глава восьмая,
излагающая историю школы кагью
Много добродетельных деяний было совершено в славные годы правления великого царя Трисонга Дэвцэна, инкарнации бодхисаттвы мудрости Манджушри. Ибо после завершения строительства монастыря Самье начался невиданный доселе, впрочем, как и потом, расцвет переводов священных буддистских книг на тибетский язык. Сам царь издал указ, согласно которому переводить писания Хинаяны и Махаяны разрешалось лишь с санскритских оригиналов и ни с каких более языков, чтобы Великое Учение не искажалось. Были введены строгие правила переводов, которые никому не дано было нарушать во избежание суровой царской кары. Особое предписание закрепляло правило, согласно которому мантры и тайные заклинания вообще не должны были переводиться, так как их смысл – в особом сочетании звуков, которое в переводе утрачивается. Царь, не желая видеть своих монахов нищими, издал указ, в соответствии с которым для каждого духовного лица назначались семь семей, от которых он должен был получать щедрое подаяние.
Более того, в 779 году буддизм получил в Тибете ранг государственной религии. Сам царь Трисонг Дэвцэн был арбитром в споре между индийской и китайской версиями буддизма. Китайцев представлял монах Хэшан, индийцев – монах Камалашила. Китайцы привезли с собой чань-буддизм, индийцы – буддизм школы
Потомки Трисонга Дэвцэна