Читаем Тибетский гамбит полностью

Эпохальный 2000 год. Маленький аэропорт Куньга — воздушные ворота Лхасы. Герметичные двери самолета открылись, и мы мгновенно оказались на высоте 3600 м!.. Тугая волна крови тотчас тупо ударила в голову и ушла болезненным звоном в уши. Сердце учащенно забилось, а открытый рот стал жадно хватать горячий сухой воздух, пытаясь отыскать там недостающие молекулы кислорода. Спина враз стала липкой и влажной, а руки-ноги — ватными и непослушными...Хоть мы и часто бываем в горах, но организм человека не способен мгновенно адаптироваться, поэтому резкая смена атмосферного давления — это серьезный удар по нему. Однако времени для отдыха не было — нужно было готовиться к экспедиции на Джомолунгму...Намотавшись с делами, мы устали от жары и высоты. Самочувствие было совсем неважным: кровь пульсировала в висках, одышка не давала закрыть рот, отчего постоянно першило в горле и свистело в пересохшем носу... Тело знобило и покачивало. Артериальное давление у меня подскочило до 200/120 мм и снималось таблетками лишь ненадолго.Холодный душ пробудил аппетит, и мы решили перекусить. Рядом с гостиницей по обеим сторонам улицы тянулись небольшие тибетские забегаловки. Мы выбрали «кафе» на 3 столика, в котором сидели пара европейских туристов. За вторым низеньким столом, спиной к нам ужинал какой-то пожилой тибетец в темном одеянии и с бритой головой.Европейцы оказались чехами, многократно бывавшими в России, и между нами завязатась непринужденная беседа. Чехи посетили монастыри Лхасы и жутко завидовали тому, что мы идем к Джомолунгме. Когда же я сообщил о наших предыдущих экспедициях по Тибету, у них от удивления буквально глаза повылазили на лоб. Последовали шумные эмоции, во время которых тибетец из-за соседнего столика обернулся и внимательно посмотрел на нас.Человек этот выглядел довольно необычно. С одной стороны, его можно было принять за бхикшу,

как называют нишего монаха, живущего подаяниями, поскольку одет он был в простой темный суконный халат. Но, когда старик повернулся, в вороте распахнувшегося халата я заметил блестящую желтую шелковую мантию ламы. И какой взгляд! Он будто проник через мои глаза куда-то вовнутрь и, взяв там необходимую информацию, вернулся обратно к хозяину. Однако чувства насилия у меня при этом не возникло; более того, в душе даже разлилось ощущение необъяснимой благодарности...Тем временем чех потребовал на стол пива, чтобы отметить знакомство, а потом и еще, чтобы пожелать нам удачи в пути... Пить алкоголь я сегодня вообще-то не собирался, т.к. понимал, что организм находится в весьма напряженном состоянии. Но чех был настолько напорист, горло оставалось сухим, еда оказалась острой, а пиво свежим, что я не удержался...Расплата за легкомыслие последовала после второй кружки. Неожиданно я ощутил шум в ушах. Он стал быстро нарастать, как бы заполняя голову изнутри и больно давя на глаза. Сначала монотонный, этот звук потом стал пульсирующим, ударяя по содержимому черепа, словно язык огромного колокола. Удары его разносились по всему телу, заставляя дрожать каждую мою клеточку. Картинка перед глазами закачалась, будто пущенная на бурлящую воду: влево... вправо... выше... ниже!.. Внезапно все окружающее будто сорвалось в стремительный водоворот вокруг меня, стало терять формы, яркость и цвета... Грохот и кручение нестерпимо сдавили голову в невидимые тиски, и она лопнула с воем и, казалось, вдребезги!..Щелчок... тишина.... темнота... Потом послышались голоса. Бормотание, вскрики, всхлипы. Сначала отдаленно и неразборчиво, затем яснее: — Ужасно!.. Он не дышит... Помогите!..Слабый мерцающий свет появился по периферии и стал медленно наползать к центру. В его колеблющемся сиянии стали различаться опрокинутый стол, перевернутые стулья, головы людей, склонившиеся над телом, распластанным на полу с неудобно подвернутой под себя рукой...Я не видел лица лежавшего человека, но почему-то знал, что это я. Голова перестала гудеть, и мне было спокойно и хорошо над самим собой... А свет тем временем усиливался, стягиваясь в воронку вокруг меня, лежащего, и становясь сверкающим белым столбом, уходящим в бесконечную высь. Тревожные голоса постепенно затихли. Полилась тихая музыка, послышалось нежное пение, и я, бестелесный, вдруг понесся в этом убыстряющемся световом потоке, ощущая себя прыгнувшим вверх на гигантской «тарзанке», в высокогорное облако...Не было страха — душа переполнялась странным, но радостным чувством возвращения домой!..Стремительный полет тем временем стал постепенно замедляться, и тогда стало заметно, что на стенках луча неведомого проектора, в котором я летел, непрерывно отражаются картины всей моей жизни. Движение будто шло ей навстречу: от событий последних лет я все дальше углублялся в свои молодые годы и мог видеть многое из того, что уже успел порядком подзабыть...Отдельные эпизоды видений были цветными и музыкатьными. Эта приятная музыка звучала внутри меня, наполняя душу гордостью и радостью за совершенные поступки. Более редкие события приближались мне навстречу картинами, вызывавшими в душе скорбный вой горести и чувство мучительного стыда... Так я познавал самого себя...Тем временем созданный жизнью «фильм про меня» подходил к концу. Вернее — к самому началу. Прежде стремительное, движение мое стало все более и более замедляться. Что-то невидимое и неосознаваемое тормозило его сильнее и сильнее, практически остановив у картин моего рождения... И тут я увидел прямо перед собой колыхающуюся молочно-белую стену. Она плавно надвигалась на меня, становясь все тоньше и прозрачней, душа моя сладостно напряглась в ожидании чего-то неимоверно торжественного и долгожданного...То, что предстало взору в следующий момент, долгое время оставалось потом загадкой... Пелена последней преграды вдруг заблестела, и я увиаел на ней образ человека в желтом одеянии буддистского монаха, со скипетром-варджой в руках... У него было мое лицо...Мы встретились глазами, и в меня вдруг вошло осознание чего-то очень важного... Вошло так сильно и властно, так уверенно и непоколебимо, что я смирился с прекращением полета и даже сам заторопился обратно. Та сила, которая прежде притормаживала мое движение вверх, друг стремительно потащила меня уже пройденным было путем вниз, к самому жерлу световой воронки...Знакомое по зеркалу тело ждало меня там, на полу, где я его и оставил... Вновь послышались человеческие голоса на фоне непрерывного и непонятного бормотания:

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие тайны истории

В поисках сокровищ Бонапарта. Русские клады французского императора
В поисках сокровищ Бонапарта. Русские клады французского императора

Новая книга известного кладоискателя А. Косарева, написанная в соавторстве с Е. Сотсковым, захватывает не только сюжетом, но и масштабом интриги. Цена сокровищ, награбленных и спрятанных Бонапартом при бегстве из России, огромна во всех отношениях. Музейное дело в начале XIX в. только зарождалось, и мы даже не знаем, какие шедевры православного искусства оказались в числе трофеев «Великой армии» Наполеона. Достаточно сказать, что среди них были церковные драгоценности и реликвии главных соборов Московского Кремля, десятков древних монастырей…Поиски этих сокровищ продолжаются уже второй век, и вполне возможно, что найдет их в глуши смоленских лесов или белорусских болот вовсе не опытный кладоискатель, не историк, а один из тех, кто прочитает эту книгу — путеводитель к тайне.

Александр Григорьевич Косарев , Евгений Васильевич Сотсков

История / Образование и наука
ТАСС уполномочен… промолчать
ТАСС уполномочен… промолчать

«Спасите наши души! Мы бредим от удушья. Спасите наши души, спешите к нам!..» Страшный в своей пронзительной силе поэтический образ из стихотворения В. Высоцкого лучше всяких описаний выражает суть сенсационной книги, которую вы держите в руках. Это повествования о советских людях, которые задыхались в гибнущих подлодках, в разрушенных землетрясениями городах, горели заживо среди обломков разбившихся самолетов, сознавая, что их гибель останется не известной миру. Потому что вся информация о таких катастрофах, – а их было немало, – тут же получала гриф «Совершенно секретно», дабы не нарушать идиллическую картину образцового социалистического общества. О разрушительных американских торнадо советские СМИ сообщали гораздо больше, чем об Ашхабадском землетрясении 1948 года, которое уничтожило многонаселенный город. Что уж говорить о катастрофических событиях на военных кораблях и подводных лодках, на ракетных полигонах! Сейчас кажется странной эта политика умолчания, ведь самоотверженность и героизм, проявленные во время катастроф, и были достойны стать примером верности самым высоким идеалам человеческих отношений. И потому столь нужны книги, которые приподнимают завесу тайны не только над землетрясениями в Ашхабаде или Спитаке, трагедией «Челюскина» или гибелью подлодки «Комсомолец», но и над теми событиями, что остались не вполне понятны даже их участникам…

Николай Николаевич Николаев

История / Образование и наука

Похожие книги

1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
1221. Великий князь Георгий Всеволодович и основание Нижнего Новгорода
1221. Великий князь Георгий Всеволодович и основание Нижнего Новгорода

Правда о самом противоречивом князе Древней Руси.Книга рассказывает о Георгии Всеволодовиче, великом князе Владимирском, правнуке Владимира Мономаха, значительной и весьма противоречивой фигуре отечественной истории. Его политика и геополитика, основание Нижнего Новгорода, княжеские междоусобицы, битва на Липице, столкновение с монгольской агрессией – вся деятельность и судьба князя подвергаются пристрастному анализу. Полемику о Георгии Всеволодовиче можно обнаружить уже в летописях. Для церкви Георгий – святой князь и герой, который «пал за веру и отечество». Однако существует устойчивая критическая традиция, жестко обличающая его деяния. Автор, известный историк и политик Вячеслав Никонов, «без гнева и пристрастия» исследует фигуру Георгия Всеволодовича как крупного самобытного политика в контексте того, чем была Древняя Русь к началу XIII века, какое место занимало в ней Владимиро-Суздальское княжество, и какую роль играл его лидер в общерусских делах.Это увлекательный рассказ об одном из самых неоднозначных правителей Руси. Редко какой персонаж российской истории, за исключением разве что Ивана Грозного, Петра I или Владимира Ленина, удостаивался столь противоречивых оценок.Кем был великий князь Георгий Всеволодович, погибший в 1238 году?– Неудачником, которого обвиняли в поражении русских от монголов?– Святым мучеником за православную веру и за легендарный Китеж-град?– Князем-провидцем, основавшим Нижний Новгород, восточный щит России, город, спасший независимость страны в Смуте 1612 года?На эти и другие вопросы отвечает в своей книге Вячеслав Никонов, известный российский историк и политик. Вячеслав Алексеевич Никонов – первый заместитель председателя комитета Государственной Думы по международным делам, декан факультета государственного управления МГУ, председатель правления фонда "Русский мир", доктор исторических наук.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Вячеслав Алексеевич Никонов

История / Учебная и научная литература / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное