Tier (СИ)

Трясущимися руками Шнайдер выполнил просьбу Макса, и начинающий сыщик ловко переложил волос в плотный полиэтиленовый пакет, а также собрал немного засохшей крови на кусочек скотча.

— Осталось только отправить это в лабораторию — и дело в шляпе.

— Тогда чего мы ждем? — вскричал Шнайдер, направляясь к двери. — Поехали!

Уже трясясь в машине Фрай поинтересовался:

— Как вы поняли, что убийца — мисс Райан?

— Кое-что вспомнил с того вечера. Перед тем, как мы ушли за добавкой, Моника засмеялась и произнесла: «Со мной тебе уж точно скучно не будет». Мне это тогда не очень-то понравилось. А уж сопоставив все это с вашими догадками, я и вовсе пришел к такому выводу. Полагаю, она убила Александру, а затем, чтобы скрыть следы преступления и обелить себя, стерла свои отпечатки пальцев и разбила себе голову об стену. Да, и еще: Моника буквально вывалилась к нам на руки, так как дверь снаружи открывалась на себя. Если бы ее ударили, как она рассказывала, убийца не смог бы прикрыть дверь из-за тяжести ее тела. Пришлось бы ее оттаскивать, а это уже другое дело. Вообще, у меня еще много догадок, но для начала надо провести экспертизу.

— Мистер Шнайдер, если бы вы не были музыкантом, вам был бы прямой путь в детективы! — произнес Макс, глядя на Кристофа с неподдельным восхищением.

— Да ладно уж, — небрежно ответил мужчина и крепко сжал руки в кулаки.

========== Confessa ==========

— Моника? — слабо проговорила Ульрика, с трудом откинувшись на спинку стула. — Что ты со мной сделала? И зачем?

Райан вздохнула с некоторым сожалением и отложила катану в сторону:

— Это транквилизатор, милочка. Две таблетки на бокал вина. Здорово придумано, а?

— Зачем? — более твердым голосом произнесла Шмидт, едва сдерживая тошноту.

— Чтобы ты не дергалась, и мы могли спокойно поговорить.

— Странный способ для беседы, не находишь? — Ули с трудом растянула губы в подобии улыбки, хотя внутри все заледенело от ужаса.

Моника поджала губы и встряхнула головой:

— Подобная беседа не из тех, что проходят за горячей чашкой чая, дорогая моя подруга. За такие вещи легко загреметь в не столь отдаленные места, где совершенно незаслуженно торчит наш Адам. А мне как-то не хочется в тюрьму или психбольницу, где мне, вообще-то, самое место. Вау, странно звучит, правда? Я сама признаюсь, что по мне плачет уютная комнатка с мягкими стенами.

— О чем ты вообще? — Ульрике казалось, что все это страшный сон. Но онемевшие руки за спиной не давали ей усомниться в реальности.

— Ну, хотя бы о том, что я отправила в самое пекло наших любимых Джей Пи и Санни, — ровным голосом, пробирающим до мозга костей, ответила Моника. Моника — скромница. Моника, краснеющая при виде мужчин. Моника, ни разу не сказавшая бранного слова. Моника, хладнокровно убившая двух своих подруг.

— Но за что? И почему я связана? Ты и меня убить хочешь, да? — хриплым голосом поинтересовалась Шмидт, чувствуя, как ее внутренности завязываются в тугой ком от дикой паники.

— Стоп! — подняла руку властным жестом Райан и поднялась с места. Ули инстинктивно отпрянула. — Раз уж рассказывать, так все по порядку. И, прошу, не перебивай.

Моника снова подняла катану и сделала ею пару взмахов, наслаждаясь блеском холодного металла. Затем, опустив его, девушка села в кресло и ровным голосом продолжила:

— Я осознаю свою вину. Я убийца, и стала ею добровольно. Но у меня были на то свои причины. Помнишь, я рассказывала тебе животрепещущую историю о моей милой семейке? Так вот, это все вершина айсберга, Ули. Я скрыла мерзости, чтобы не напугать тебя, чтобы ты не поняла, какой я на самом деле душевнобольной человек. Не знаю, что моя мать нашла в отце, когда они встречались, но после свадьбы он показал свое истинное лицо. Он бил ее за любую провинность, даже за то, что она надела не то белье, которое он хотел видеть на ней в постели. За любую мелочь. И он мог бы наверняка убить ее в один прекрасный день, пока мама не поняла, что носит меня. Тогда отец угомонился — пожалел беременную женщину. А после моего рождения все началось вновь. И тогда мать ударилась в религию. Ходила в церковь, читала Библию, учила псалмы… И меня учила. Моей азбукой была Библия, вместо сборника детских стихов — Псалтырь… В общем, все в полной духовности и ежедневными издевательствами со стороны отца.