Тигр, светло горящий

Мать помолчала несколько мгновений, рассматривая готовую пуговицу и ногтем разравнивая ряды нитей. Довольная, Анна положила пуговку себе на колени рядом с другими готовыми. Потом взяла новое металлическое колечко и начала наматывать на него нить. И только тогда она ответила на замечание Мейси.

— Сирень здесь пахнет ничуть не хуже, разве нет?

— Нет. Здесь она меньше. И не такая густая. И запах у нее другой. И потом, она вся пыльная.

— Куст, может, и другой, но цветки пахнут так же.

— Нет, не так же, — не уступала Мейси.

Анна не стала спорить. Хотя она благодаря регулярным посещениям цирка попривыкла к их новой жизни в Лондоне, но прекрасно понимала, о чем говорит дочь.

— Интересно, Лиззи Миллер уже собрала бузину? — спросила Анна, меняя тему. — Здесь я еще бузины не видела. Не знаю, она тут зреет раньше, чем в Дорсетшире, или позднее. Надеюсь, Сэм покажет ей, где она раньше всего вызревает — на тропинке Дохлой кошки.

— Что — рядом с вершиной?

— Да. — Анна Келлавей помолчала, вспоминая это место. — Твой отец, когда был молодой, вырезал мне свистульку из этого дерева.

— Ой, как здорово! Но у тебя, наверное, ее уже нет, ма. Что-то я не видела у тебя никакой свистульки.

— Я ее довольно скоро потеряла. В зарослях орешника неподалеку от Нетлком-таут.

— Вот трагедия! — воскликнула девочка.

Мейси в последнее время стала более чувствительной к взаимоотношениям между парочками. Она наполняла эти отношения таким эмоциональным содержанием, которое было недоступно Анне, как она сама себе в том признавалась.

Анна скосила взгляд на дочь.

— Ну, никакой особой трагедии не было.

Она бы ни за что не сказала об этом Мейси, но свистульку она потеряла, когда возилась с Келлавеем — «сохраняла свою честь до брачной постели», как выразился Томас. Теперь, по прошествии стольких лет, трудно было представить, что они занимались такими глупостями. Хотя она и знала, что все еще любит мужа, но чувствовала себя старой и охладевшей.

— Как ты думаешь, Сэм теперь уже женился на Лиззи? — спросила Мейси. — Ей ведь в прошлом году в Михайловом пироге попалось колечко, да? Значит, пора ей замуж.

Мать хмыкнула.

— Это старая история. Но вообще-то Сэм обещал прислать весточку, если женится.

— Жаль, что нас там не было и мы ничего этого не видели. Лиззи, наверное, была такая хорошенькая с цветами в волосах. Как ты думаешь, что она выбрала? Я бы, конечно, выбрала белую сирень.

Анна нахмурилась, быстро обматывая нитью колечко. Они с Мейси уже многие годы в свободное время делали пуговицы, и ей всегда нравилось сидеть с дочерью, болтать о том о сем или просто молчать вместе. Но сейчас она мало что могла добавить к замечаниям Мейси о любви и красоте, о мужчинах и женщинах. Такие мысли были теперь далеки от ее жизни, как, впрочем, и прежде. Она не помнила, чтобы ее интересовали такие вещи в четырнадцать лет. Даже когда ей исполнилось девятнадцать и Томас Келлавей начал ухаживать за ней, она была удивлена. Иногда, прогуливаясь с ним по дорожками и полям или тискаясь в леске, где и была потеряна свистулька, она чувствовала, будто это кто-то другой на ее месте — кокетничает, краснеет, целуется и обнимает своего возлюбленного, а сама Анна стоит где-то в сторонке и изучает древние складки и камни окружающих холмов. Ее смущал этот пристальный интерес Мейси.

Но свадьбу своего старшего сына она бы тоже не прочь была посмотреть. Пока они получили от Сэма только одно письмо — в начале мая. Мейси, которая умела читать и писать лучше, чем кто-либо из Келлавеев, взяла себе за правило писать ему каждую неделю и начинала свои письма абзацем, полным вопросов и размышлений о том, что теперь может происходить в Пидл-Вэлли. Кто стрижет овец, кто делает больше всех пуговиц, кто побывал в Дорчестере, или Веймауте, или Бландфорде, у кого родились дети? Но Сэм не отличался разговорчивостью. Единственное его письмо было коротким и плохо написанным и не отвечало ни на один из вопросов Мейси. Он сообщил только, что у него все в порядке, что он вырезал подлокотники для новых скамеек в церкви Пидлтрентхайда, что шли сильные дожди, от которых на Плюше образовалась целая река и даже затопило несколько домов. Келлавей с жадности поглотили эти новости, которых было так мало, что их голод остался неутоленным.

Поскольку они получали мало известий из дома, то Анна и Мейси могли только предаваться игре воображения, работая над пуговицами. Продал ли хозяин паб «Пять колоколов», как давно уже грозился? Починили ли к Пасхе брус, на котором висел звонкий колокол церковной колокольни? Устанавливали ли в этом году в Пидлтрентхайде или Пидлхинтоне майское дерево?^[39] Найдет ли Лиззи лучшую бузину, чтобы приготовить питье, будет ли у нее сирень в волосах на свадьбе, которую пропустят Келлавей?

Анна потрясла головой и сосредоточилась на бландфордском колесе — обмотка колечка была завершена, и теперь можно было переходить к спицам, чтобы колесо выглядело как настоящее.

— Что это за звук? — спросила Мейси.

Анна услышала от соседей характерные звуки — стук-стук-стук.