Тик-так

— Иди умойся. И больше никаких карт. Когда пробьют четыре склянки, сменишь Мака. И смотри у меня! — он потряс перед обагренной физиономией индуса десницей с хищно загнутыми крючьями.

Санкар потупился и мелко закивал. Громила Нконо перестал разоряться по поводу несправедливого проигрыша, вопросил с почтительностью:

— А мне что делать, сеньор?

— А ты спи. Твоя вахта следующая за ним. Понятно?

Как правило, на судах вахта длилась четыре часа, восемь получасовых склянок. Но в штормовую погоду капитан Руэда сократил время нахождения на дежурстве, понимая, что люди будут уставать быстрее.

Африканец упятился в кубрик, за ним последовал индус. Дверь закрылась, свеча в окошке погасла.

— А они там не передерутся снова? — высказал опасение Алекс.

— Пусть только попробуют! — Рамос забрал у него фонарь и двинулся дальше. На ходу пояснил: — Публика у нас разномастная: попадаются и аристократы, и те, за кем в прошлом водились кое-какие грешки. Ангелов вы среди нас не найдете, но и мерзавцев тоже.

«Час от часу все интереснее», — подумала Анита. Железная хваталка мексиканца притягивала ее, приковывала внимание как нечто зловещее, можно сказать, демоническое. Как было утерпеть и не полюбопытствовать?

— Вы о моей клешне? Старая история… Мне ее на войне в Техасе ядром оторвало. Был я артиллеристом, а стал никем. Долго к новой жизни приспосабливался. Без руки оно, знаете ли, неуютно. Спасибо, нашелся кузнец в Монтеррее, смастерил мне этот протез. Уцепить что или придержать… А уж в драке наипервейшее оружие, получше всяких ножей и кастетов.

— Вы говорили, что в вашей команде аристократы имеются, — напомнил Максимов. — Это кто же?

— Да вот Накамура. Сын феодала из Киото. Родители хотели из него воина сделать, боевым искусствам обучали. Но он смирный как овечка, головы рубить — это не по нему. Ушел в монастырь, пять лет разные науки постигал, в медитации упражнялся. Потом понял, что духовного совершенства ему не достичь, и пошел по свету странствовать.

— А еще кто?

— Еще? Есть у нас юнга, мы его Парисом зовем. Он грек, из обедневших дворян. Скучно ему, видите ли, стало в четырех стенах сидеть. Сбежал из дома, нанялся на первый встречный парусник, потом на второй…

Неизвестно, что еще поведал бы велеречивый помощник капитана о юнге с именем из древнегреческих мифов, если б в пятно света, отбрасываемое фонарем, не выступило из-за мачты волосатое страшилище. Росту оно было среднего — футов шесть, — но каков вид! Покрытое густой шерстью, оно раскачивалось на полусогнутых ногах и сжимало в руке бубен, издававший глухое звяканье. Страшилище не имело ни одежды, ни обуви, только бусы из клыков какого-то зверя мотылялись на его толстой шее. Но наиболее отталкивающее впечатление производила его морда — обезьянья, с приплюснутым носом и бликующими моргалами. Оно могильно завывало и приплясывало, игнорируя качку и водяное сеево, летевшее из-за борта.

Анита вжалась в мачту, сердце ушло в пятки. Вероника измученно охнула и упала в обморок, Алекс подхватил ее. Лишь мексиканец остался невозмутим. Он выставил перед собой когтистую железяку и недовольно проворчал:

— Джимба! Ты опять? Кэп будет злиться…

Пугало перестало выть и свободной рукой ухватило себя за макушку. Рывок — и ряха гориллы исчезла, а из-под нее высвободился смуглый, немного скуластый, но вполне терпимый человечий лик.

— Вот это маскарад! — восхитился Максимов. — В таком только нечистую силу на Святки изображать.

Он пошлепал Веронику по щекам, она ожила, утвердилась на ногах, но веки разлеплять не спешила.

— Трусиха! — укорил ее Алекс. — Ряженых не видела, что ли?

Анита отклеилась от мачты, ощутила стыд из-за того, что попалась на примитивную удочку. Оправданием служило одно: маскарад был и вправду мастерский. Ткань с наклеенным на нее клочковатым мехом крепилась на лицедее посредством хорошо замаскированных завязок, а шлем, сработанный в виде головы примата, был выше всяческих похвал. В полутьме, да когда не ждешь, можно поверить в то, что перед тобой настоящий выродок из геенны.

— Не обращайте внимания, — небрежно бросил Рамос. — Джимба из автралийских аборигенов, вечно кривляется. Протащил на шхуну кучу барахла, утверждает, что его обряды защитят нас и помогут без потерь попасть в нужный порт. По-моему, полная чепуха, но он верит, а капитан смотрит на его чудачества сквозь пальцы.

— Джимба знает, что делает! — прогундосил смуглый и звякнул бубном. — У Джимбы отец шаман и дед шаман. Джимба много умеет, много знает.

Говоря, он причавкивал, словно перекатывал во рту крупную ягоду. Обезьяний покров сполз с него, лег на палубу скомканной ветошью. Джимба оказался сравнительно молодым — лет тридцати — жилистым человеком, облаченным в светлое вретище, спускавшееся ниже колен. Открытые участки его тела покрывал затейливый орнамент: татуированные лианы переплетались со змеями, державшими в пастях цветочные бутоны. Хвосты змей завивались в петли и изгибались под всевозможными углами.

Джимба вперился в чужаков.

— Кто эти люди? Что они здесь делают?