Тихая Балтия. Латышский дневник

Пока ребята ухаживали за девчонками, мы по-свойски побеседовали за рюмкой с самим хозяином Петром Стефановичем. Подвыпив и чуть захмелев, даже лицо раскраснелось, он разоткровенничался и стал рассказывать о давних своих молодых годах: как в тридцать девятом и сороковом входил он с Красной Армией сюда, в Прибалтику, по просьбе ихних коммунистов, и как эта страна их поперву всех потрясла, наверное потому, что они впервые увидели буржуйскую заграницу.

Офицерские жены, ошалев от обилия в магазинах, бросились, конечно, покупать, напихивали в чемоданы тряпье, красивое тряпье, ничего не скажешь, особенно женское белье, которого мы сроду не видывали, и отсылали скорей на родину, где царила в ту пору, впрочем, как и в другие поры, обычная наша российская бедность.

Ну, а у них, то есть у военных, дел было поболее: выявить всех тайных врагов, а любой латыш и есть тайный враг, и «оформить» прямым плацкартой в Сибирь…

Так Петр Стефанович шутил.

Плацкартой для прибалтов, конечно, служили товарняки.

Да я сам, попав в Братск в конце пятидесятых, еще встречал бывших зеков-латышей, отсидевших в Гулагах сроки и оставшихся здесь жить… А где-то в низовьях Ангары, прямо в тайге, мне попадались странные кладбища, одно из них запомнилось, в Нижней Мызе: прямые кресты из листвяков (листвяк — дерево вечное!) с вырезанными именами: сплошь литовские имена… Годы рождения разные, а смерти: до 53 года.

Но это позже, а в момент моей службы я этого всего знать не мог и потому особенно горячо внимал моему старшему другу Петру Стефановичу, я слушал его, как говорят, с открытым ртом и очень верил ему. Стало понятней, что вся эта заграничная красота, в которую мы попали, одна видимость, а на самом деле мы тут прилично влипли, потому что все кругом сплошь скрытые враги: шпионы и диверсанты.

— А коммунисты? — спрашивал я недоуменно.

— И коммунисты… Все! Все! — кричал хозяин. — Я бы их всех пострелял… Им верить нельзя! Они все до поры затаились, их всех надо побыстрей в Сибирь.

— Но разве коммунисты враги? — переспрашивал я и никак не мог взять в толк, что коммунисты здесь тоже могут быть врагами.

— Вот ты по Риге ходил… Они тебе улицу хоть раз правильно указали? — спросил в упор Петр Стефанович. Глаза у него, и так чуть навыкате, стали бычьими, покраснели.

— Да, — отвечал я. — Когда я нашу часть искал.

— Ну, это, наверное, из русских, как я. А обязательно латыш укажет в обратную сторону…

— Зачем? — удивился я.

— Да из-за вредности своей, потому что он нас ненавидит!

— А почему он нас ненавидит? — удивлялся, даже возмущался я. — За что меня ненавидеть?

— За то, что ты русский! А он буржуй не-до-би-тый, вот и ненавидит… Да ты сам скоро поймешь… Вот, моя дочка, — он кивнул в сторону Аллы, которая кокетничала сразу и с Башкатовым, и Титкиным. — Она чуть не из-под палки идет в школу… Не хочет она с латышами… Ну зачем ей изучать, скажи, их вражий язык!

Тут он совсем раскис, полез, почти как к родному, целоваться и повторял слова: «Солдат, будь бдительным! Ты в тылу врага!»

Помню, возвращались домой такие радостные, счастливые от везухи, что удалось погостить и даже выпить в первую же увольнительную, да еще закадрить девочек! Мы всю дорогу лишь хохотали да скалили зубы… Нас латышские враги не интересовали. Нас девчонки интересовали: Аллочка и Мариночка! С которыми мы, конечно, встретимся… И погуляем… Назло врагам!

Здесь я хочу врезать одно письмо, его подарил мне добрый мой знакомый, доктор исторических наук Федоров Георгий Борисович. Он автор более 250 научных трудов, но он и писатель.

Письмо же такое, даю фрагменты: