Тихая гавань

А Мэтт, стоя у окна, смотрел вдаль. Кричали чайки, в волнах было полно плавника, и где-то у самого горизонта качалась на волнах рыбачья шхуна. Пип с Офелией он не заметил. Не видел он и того, как они, взявшись за руки, брели по берегу к дому. Когда он подошел к окну, они уже ушли, и пляж показался ему пустым и заброшенным – в точности таким, как его собственная жизнь.

Глава 5

На следующий день, незадолго до полудня, Пип объявила Эми, что идет на пляж повидаться со своим другом. На этот раз она прихватила с собой сандвичи и яблоко – нужно же как-то сгладить впечатление от скандала, учиненного матерью. Эми рассеянно спросила, как дела у Офелии, и Пип ответила, что все в порядке. Прихватив небольшую коричневую сумку со своим подношением, она убежала, робко надеясь, что увидит его на прежнем месте. Ведь он говорил, что рисует там каждый день. Гадая, куда он пропал, Пип надеялась, что его не было не из-за скандала, учиненного матерью. Но стоило ей только снова увидеть его и взглянуть ему в глаза, как Пип поняла, что все ее худшие подозрения оправдались. Не потребовалось ничего спрашивать – по отчужденному выражению на лице Мэтта она догадалась, что он обижен. И поэтому перешла сразу к делу:

– Простите, Мэтт. Моя мама вчера приходила, чтобы извиниться перед вами, но вас не было.

– Очень мило с ее стороны, – равнодушно бросил он, гадая про себя, что заставило ее это сделать. Пип скорее всего, решил Мэтт. Ради того, чтобы увидеться с ним, девочка готова сдвинуть горы, и он против своей воли почувствовал, что тронут. – Мне очень жать, что ей не понравилось наше знакомство. Наверное, мама рассердилась на тебя?

– Немного, – честно призналась Пип и с облегчением заметила, как лицо его просветлело. – А сегодня сама разрешила мне прийти сюда. И не только сегодня, а вообще всегда. Просто не велела ходить к вам домой.

– Что ж, разумно. А как тебе удалось ее убедить? – с невольным любопытством спросил Мэтт.

Он был до смерти рад, что она все-таки пришла. Вчера весь день у него все валилось из рук. При мысли о том, что их урокам рисования пришел конец, Мэтту хотелось плакать. Ему уже не хватало их неспешных, задушевных разговоров, по-детски наивных признаний Пип. Он неожиданно поймал себя на том, что эта девчушка вошла в его жизнь и, словно дикая птичка, свила себе гнездо в его сердце. К тому же у каждого из них в душе царила пустота, заполнить которую мог только другой. Ей выпало несчастье разом потерять отца и брата, Мэтт лишился детей. Они одинаково нужны друг другу.

– Я заперлась у себя в комнате и отказалась выйти, – с усмешкой сообщила Пип. – Мне кажется, ей потом самой стало стыдно. Простите… раньше она не была такой. Сейчас она всего боится и часто поднимает шум из-за всякой ерунды. А иногда она такая странная – будто вообще ничего не замечает.

– Это называется посттравматический шок, – сочувственно объяснил Мэтт. Позавчера Офелия произвела на него, мягко говоря, не слишком приятное впечатление. Конечно, он мог ее понять, только считал, что она могла вести себя и посдержаннее. В том, как она бросала ему в лицо одно обвинение за другим, было что-то истерическое.

– А что это такое? – поинтересовалась Пип. Открыв сумку с сандвичами, она развернула пакет и протянула ему один. На душе у нее было легко. Пип нравилось разговаривать с ним, нравилось просто сидеть возле него и смотреть, как он рисует. – Эта штука – пост… как вы его назвали? Что это такое?

– Спасибо, – кивнул Мэтт, аккуратно развернул сандвич и откусил большой кусок. – Это своего рода депрессия, то, что происходит с человеком после какого-то большого несчастья. Скорее всего именно это и произошло с твоей мамой. Ведь ей пришлось пережить огромное горе.

– А люди, с которыми такое случается… они поправляются? Или уже навсегда остаются такими?

Все последние девять месяцев мысль о состоянии здоровья матери не давала Пип покоя, а спросить ей было не у кого. Даже с Андреа она никогда не чувствовала себя так легко и свободно, как с Мэттом. Впрочем, он ведь был ее другом, а Андреа – подругой матери.

– Конечно. Со временем. Как ты считаешь, ей сейчас лучше?

– Вроде да, – с сомнением в голосе пробормотала Пип. – Теперь она гораздо больше спит, а раньше все говорила, говорила… и так без конца. Правда, она почти никогда не улыбается. Зато и не плачет целыми днями, как прежде. – На лице у нее появилось задумчивое выражение. – И я тоже…

– Вполне тебя понимаю. Было бы странно, если бы вы не плакали. Ведь, в сущности, от всей вашей семьи остались только вы двое.

Да и их уже трудно назвать семьей, подумала Пип. Но из жалости к матери решила промолчать.

– Маме и вправду очень стыдно за то, что она вам тут наговорила, – пробормотала Пип, неловко отводя глаза.

– Все в порядке, – успокоил ее Мэтт. – В общем-то в какой-то степени она права. Вы ведь, в сущности, совсем меня не знаете. Я вполне мог бы оказаться дурным человеком, как она сказала. Она имела полное право не доверять мне. Да и ты тоже, малышка.