Тихая ночь

— Да, он тоже участвовал в боях под Верденом и в России. Он рассказывал мне о фронтовой дружбе. Похоже, кое-что остается неизменным, с кем бы и где бы ты ни воевал.

— Да. К сожалению, мы не учимся на собственных ошибках. Прошло двадцать лет с тех пор, как я пытался убить вашего отца, а теперь наши дети делают то же самое.

Прозвучавшее утверждение явно не требовало ответа, но Мари-Луиз почувствовала непреодолимое желание нарушить наступившую тишину.

— Лейтенант Коль родом из Рейнской области, поэтому он так хорошо знает французский.

— Да, прекрасный французский. Похоже, что вы тут о чем-то беседовали.

Мари-Луиз показалось, что в голосе отца прозвучал упрек. Но, может быть, нет? Она посмотрела на Мишеля Анси, который перевел взгляд на часы. Возможно, нет. Лейтенант встал.

— Нет, просто я шел за подносом в кухню и столкнулся с вашей дочерью. Я уже говорил, что хорошо понимаю деликатность сложившейся ситуации и постараюсь сделать свое вынужденное пребывание в вашем доме как можно менее назойливым.

Отец посмотрел на немца.

— Лейтенант, позвольте, я выскажу свою точку зрения. Я с ненавистью отношусь к вашей стране, к вашим руководителям и к вашему присутствию здесь. Меня раздражает вид военной формы, но это не значит, что я ненавижу вас лично. Вы образованный и вежливый молодой человек. Не вижу в этом каких-либо противоречий. Давайте попытаемся отделить зерна от плевел. Нам приходится жить под одной крышей, и мы можем сделать наше совместное пребывание сносным, чего мы не можем достичь на национальном уровне. — Он сделал глоток. — Я должен идти, мои партнеры по висту уже заждались меня, а мне нужно найти свои очки. И еще… Лейтенант, моя дочь должна заботиться о своей репутации, поэтому прошу вас не допускать каких-либо вольностей, которые могли бы ее скомпрометировать. Я уверен, что вы — настоящий джентльмен, но, знаете, злым языкам только дай повод. О чем бы мы ни говорили, мы должны придерживаться официального стиля общения, особенно на людях. Я понятно выражаюсь?

Лейтенант кивнул.

— Конечно.

— Приятного вам вечера. Я бы тоже с удовольствием остался здесь, в тепле, но меня ждут в доме месье Дюшампа.

Мишель Анси поцеловал дочь и вышел. Они еще долго стояли молча, вслушиваясь в удаляющиеся шаги.

— Немного коньяка?

— Да, с удовольствием.

Мари-Луиз поставила перед немцем бокал и налила себе горячего молока.

— Он — настоящий джентльмен, ваш отец.

— Да. Правда, у него тяжелый характер и жить с ним не так уж легко. Он быстро принимает решения и потом их не меняет. Вы ему, очевидно, нравитесь, с моим мужем он вел себя иначе.

— Почему?

Мари-Луиз взглянула на Адама, в глазах которого читался искренний интерес.

— Действительно, почему? Жером много работал, он был редактором местной газеты. Он любит книги и музыку. Однако собственное дело не для него, он не бизнесмен. За это мой отец ненавидел его. Хотя, с другой стороны, они в чем-то похожи. Оба имеют определенные убеждения, оба не приемлют мнения других. В политическом отношении они особенно непримиримы. Мой отец — консерватор, а муж тяготеет к левым взглядам, и поэтому его считают коммунистом.

— А он коммунист?

— Нет. Он — социалист, но у него много друзей-коммунистов. Он слишком любит свободу и не будет действовать по указке Москвы. Мой отец во всем винит коммунистов. Трудно что-то ему возразить, особенно после пресловутого пакта Молотова-Риббентропа, правда? Русские и немцы пребывают в тесном сотрудничестве, а коммунисты во Франции получают приказы не сопротивляться немцам. Так что же важнее? Франция или партия? Я рада, что мне не приходится делать такой выбор.

Некоторое время они смотрели на огонь в камине.

— Где вы жили, вы и ваш муж?

— Здесь, в этом доме, вместе с моим отцом. У нас не было денег на собственный дом. Нет, неправда. Мы могли бы снять квартиру, но после смерти мамы прошло мало времени и я не решилась оставить отца одного. Мы с мужем переехали сюда, что было ошибкой. Ненависть отца к Жерому привела к тому, что они превратились в двух постоянно лающих собак, готовых в любую минуту наброситься друг на друга. Никто не хотел идти на компромисс. Это моя вина, я не умею предугадывать, как сложатся обстоятельства. Мне всегда кажется, что люди должны поступать разумно.

И снова ее слова прозвучали как аксиома.

— А каковы ваши политические взгляды?

— Не знаю. Скорее, я поддерживаю левых. В этом, наверное, и заключается проблема. Удержаться в центре невозможно. Мир стал полярным. Фашизм или коммунизм, католичество или атеизм. Почему нельзя быть просто агностиком или кем-то, кто не считает, что знает ответы на все вопросы? Мое отношение к жизни приводит в неистовство моего отца, моего мужа, мою лучшую подругу Жислен. Они всегда уверены в себе, а я вижу тени, вижу серый цвет, а не только белый или черный. Я вижу человека, а не супергероя. Взять хотя бы Петена. Мой отец боготворит его, считает, что маршал — единственный человек, который может спасти Францию. А Жислен? Она называет Петена фашистом.

— Ну, это, по крайней мере, свобода взглядов.

Мари-Луиз удивленно посмотрела на Адама.