Тихая ночь

Крик поднялся и разлетелся по всему обозу. Взрослые высыпали из повозок и потащили за собой детей. Новички, не знавшие, чего ждать от этой угрозы, просто смотрели, как пара двухмоторных истребителей проносится над верхушками деревьев в развороте со скольжением, выходит на полосу дороги и на бреющем полете проскакивает всего в нескольких футах над головами. Рейд сопровождался адским шумом, возмущенный поток срывал полотнища самодельных палаток. Один самолет пролетел так близко, что через плексигласовый иллюминатор в фюзеляже Мими поймала на себе взгляд пилота. Пони в страхе встал на дыбы.

С металлическим запахом авиационного топлива смешивались шквальные порывы выхлопных газов. Неистовые крики раздавались каждый раз, когда животные опрокидывали повозки и в ужасе убегали. Усмиряя пони, Мими смотрела, как быстро удаляющиеся силуэты слегка задирают носы и бомбы-близнецы по параболе опускаются на нестройную колонну.

Взрывная волна быстро докатилась до них, больно ударив по ушам. Небо затянулось пеленой дыма, а вой двигателей, который затих так же быстро, как и разразился, сменился людскими криками.

Мими и ее спутники ошеломленно уставились на столб дыма, который уже рвал на клочки непрекращающийся ветер. Перепуганные пони ржали с пеной у рта и поднимались на дыбы, норовя выскочить из оглобель, поэтому Реммеру и Мими пришлось встать с козел и успокаивать животных, хотя у самих руки тряслись от избытка адреналина.

Едва они опомнились и усмирили пони, как обоз опять пришел в движение. Подобно мигрирующим антилопам гну, которые привыкают к тому, что при каждом переходе реки крокодилы утаскивают под воду кого-то из их собратьев, люди побрели вперед, на запад. Коллективный разум приказывал им забыть о кровавом месиве, оставить его позади, пожать плечами в общем безразличии. Оцепеневший ум безропотно принял коллективное решение, и группка Мими влилась в поток, оставляя за собой могильник черного дыма.

В тот вечер ветер сжалился над ними и стих, а над головой раскинулся шатер звездного неба. Мими и герр Райнхарт делили на двоих одеяло и роскошь норкового манто, которое до сих пор немного пахло духами и сигарами, навевая прустовские воспоминания о прошлой жизни. Их беседа лилась плавно, с долгими паузами: о счастливых временах, о друзьях, о том, как их сокрушила война; о Максе и об ужасе их последней встречи. Последнее воспоминание заставило обоих погрузиться в печальную задумчивость. Мими пестовала свое горе, а герр Райнхарт заново переживал ужасный момент, когда к его виску приставили дуло пистолета. Это молчание заставило их ощутить какую-то новую близость, и, заручившись ею, они принялись осторожно нащупывать друг в друге глубоко личные, неприкасаемые пределы. Кульминацией стал вопрос, который уже давно напрашивался между ними.

— Почему ты осталась, милая?

Мими не спешила с ответом. Желание уберечь сокровенную тайну боролось с близостью, которая была выше физической, — с близостью обоюдного признания, что мирская суета властвует над их жизнью и что между постояльцами «дома упокоения» не бывает секретов.

— Из-за мужчины. Он военнопленный. Француз. Он бы вам понравился.

Мими почувствовала, как герр Райнхарт потянулся под мехом к ее руке и нежно погладил большим пальцем тыльную сторону ее ладони. Женщина уронила голову ему на плечо, как тогда, много месяцев назад, при встрече с Максом.

— Хочешь рассказать о нем? Я не буду ревновать, обещаю.

Поколебавшись мгновение, Мими произнесла:

— Что бы это ни было, я никогда не знала такого прежде. Он был первым мужчиной, который… Он сделал меня… Для меня все изменилось. Как будто это существовало само по себе, в маленьком мыльном пузыре, далеком от настоящего… но в то же время оно и было настоящим. Нет, не думаю, что у нас было много секретов. Просто мы не задавали вопросов, обычных вопросов, какие возникают между мужчиной и женщиной; между нами не было вообще ничего, что я считала бы обычным. Сейчас, когда я говорю об этом, возникает какой-то странный образ, но тогда нам ничего не казалось странным. Напротив, это было очень естественно: все равно что танцевать с кем-то, кто подхватил твой ритм, растворяться в этом танце, единстве двух личностей. Кокон; глупый, дурацкий кокон, из-за которого мы оказались здесь. Полная безответственность. Мне очень жаль.