Тихая сатана. Кража. Сенсаций не будет

– Тот, который вы в квартире в Крестовском переулке взяли. Помните, в чехле из синтетики, что за шкафом висел? Это ее было.

– Вспомнил. Я тогда только одно это пальто и взял…

– Вот видите, не шью я вам дел, Шахов. Я напоминаю вам о старом. О том, которое забыли и до которого вам сейчас уже дела нет никакого. Если хотите, я еще напомню кое–что. Завтра полистаю дела и назову с десяток людей, которых вы глубоко обидели, отняли то, что они своим трудом наживали. Согласны вы на такой разговор? Мало одной Ксении Петровны?

Шахов недобрым взглядом посмотрел на Солдатова и не ответил.

– Ну, что молчите? Скажите, у вас самого крали когда–нибудь? – спросил Солдатов.

– Сколько же лет надо, чтобы вы мое старое позабыли? Пять, десять? У меня жизнь украли, – не скрывая злобы, ответил Шахов. – Жизнь, понимаете, не пальто ратиновое…

– Никто бы вам о старом не напомнил, если бы вы новое преступление не совершили. А насчет жизни… вы сами ее у себя крали. Кто же еще?

– Тот же кадровик с механического завода отщипнул от нее кусок. И до него другие щипали. Сколько раз я к нему ходил. Сидит ухмыляется. Ни да, ни нет не говорит. Одно твердит – приходи завтра. Дней восемь ходил…

– И в отместку решили честных людей грабить? Очень мудрое решение. А Ксения Петровна…

– Далась вам эта Ксения Петровна! Уж так и быть, заработаю и вышлю я ей на три метра ратина. Купит не хуже того. Благодарить еще будет, – хмыкнул Шахов.

– Шлите ей на тот свет. Умерла она через год после вашей кражи.

– Не из–за пальто же? – подался Шахов вперед.

– Из–за многого. Человек – хрупкий, сложный инструмент. Скажите, вы задумывались когда–нибудь, отчего болит сердце у людей и отчего оно разрывается? – спросил Солдатов и сам же ответил: – Иногда из–за этих же трех метров ратина разрывается. Вы читали «Шинель» Гоголя?

– Я уже забыл, чему меня в школе учили. Хотя, постойте, чиновника какого–то раздели, а он и помер…

– Вот именно, раздели, а он и помер. И это не только в книгах бывает.

«На совесть берет капитан, – решил Шахов. – Вот и примеры такие приводит. Ну взял я тогда пальто. Ну и что? Она ж через год преставилась. При чем здесь я?» – спрашивал себя. Шахов, но утешительного ответа почему–то не находил.

Шахов вспомнил сейчас, как много лет назад отец ремнем отстегал его за то, что в школьной раздевалке кто–то украл его суконную с цигейковым мехом шапку. Вспомнил свой старый двор, размашистые, обвешанные ярко–оранжевыми сережками тополя и широкую скамейку под ними, на которой по вечерам сидели бабы, говорливую дворничиху татарку Зинку. А может, и прав Солдатов? Зинка сразу и надолго слегла, когда из ее подвальной комнатушки кто–то украл пальто. Длинное, бежевое, коверкотовое пальто с широким поясом и такой же бежевой пряжкой и еще старую швейную машинку «Зингер». Шахов поежился. Он потерпевших видел только в суде. Это были чужие для него люди, а дворничиху Зинку помнил и сейчас.

– Чего вы мою совесть на старых делах чистите? – выдохнул Шахов.

– А ее никогда не поздно время от времени чистить. Даже честному человеку это делать не вредно.

– Вам в этом кабинете легко за жизнь и совесть рассуждать. А я о них больше думал, когда на нарах… Там воры говорили: справедливости в жизни нет. Поэтому перед другими не гнемся, под начальство не подлаживаемся. У кого характер есть, башка работает, тот и возьмет от жизни все, что захочет. Учили мозговать, как дела правильно обрабатывать, чтоб не попасться. Когда лес грузил, когда спать ложился, думал только о деньгах. Они были для меня всё. На второй сидке почувствовал: у воров взгляды на жизнь другие стали, – оживившись, говорил Шахов. – Все больше кулаком и мордобоем. Только о себе думали. Контакты с хлеборезами, нарядчиками устанавливали. Понял, что от прежнего воровского одни головешки остались. Вот тогда я и решил перед людьми вину свою снять. В колонии норму выполнял на сто двадцать – сто тридцать процентов. Хотел расплатиться с потерпевшими…

– А иск–то большой был?

– Три тысячи восемьсот. Это на семь потерпевших. Я помногу не брал.

– Выплатили? – Солдатов почувствовал, что этот вопрос был неприятен и насторожил Шахова.

– Наполовину…

– Не надрывались… А после освобождения иск погасили?

– Не вижу связи, – процедил сквозь зубы Шахов.

– Ну, ладно, будем считать, что скромность в данном случае не украшает вас. – И тут же спросил: – Скажите, а зачем Мартынова–то с пути сбили? – Солдатов с нетерпением ждал ответа. От того, каким он будет, во многом зависела судьба Мартынова и наказание Шахову. – Давно познакомились?

Они оба довольно долго смотрели друг на друга. Солдатов внимательно, серьезно и без лукавства. Шахов сокрушенно, насупившись.