«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа

Шолохов оказался прав в одном: Василий Кудашев и в самом деле не был убит, но томился, когда Шолохов писал это письмо, в немецком плену. Впрочем, ни сам Шолохов, ни его жена, Мария Петровна, так никогда и не узнали с полной уверенностью, что Василий Кудашев был жив и находился в фашистских лагерях.

Жена Кудашева скрывала это обстоятельство ото всех по объяснимым причинам, вполне понятным для того времени: она работала в «оборонке», а отношение к солдатам Красной армии, попавшим в плен, и к их семьям было вполне определенным. Вот почему жена Кудашева (она пишет об этом в своих воспоминаниях) даже выправила справку из райвоенкомата, что «Кудашев Василий Михайлович считается умершим».

Но 26 июля 1945 года в Проезд Художественного театра, д. 5/7, на имя Василия Михайловича Кудашева пришло письмо от Ивана Георгиевича Зайцевского, обратный адрес: Полевая почта 51163—Р. В письме говорилось: «Василий Михайлович! Если ты выжил, как и я, то не откажи черкнуть несколько строк о себе и своей семье. Моя жена и доченька 7 1/2 лет живут по-прежнему в Пятигорске. Если увидишься с нашим общим знакомым Сергеем Владимировичем Михалковым, то передай ему и всей его семье привет от меня...

Я свою семью еще не видел с тех пор, как был мобилизован 26.VI.41 г.». На конверте иностранного производства — штамп: «Просмотрено военной цензурой», а также две записи от руки: адрес и телефон Михалкова и «Наташи Кончаловской», его жены; вторая запись — рукой дочери Кудашева об авторе письма: «Был в плену с отцом. Писал из лагеря для военнопленных в Советском Союзе».

В архиве сохранилось еще несколько писем вдове Кудашева от бывших военнопленных — все они были сосланы в советские лагеря: Матильда Емельяновна шла по цепочке, разыскивая следы мужа. 7 сентября И. Г. Зайцевский ответил ей большим письмом, в котором писал: «Ждал ответа от одного из товарищей, которого я запросил о Василии Михайловиче, но он не ответил мне. Этот товарищ вместе с Василием Михайловичем оставался в лагере Гамерштайн (Померания), когда нас увозили в Норвегию на острова... С Василием Михайловичем я познакомился, находясь в жутких, кошмарных условиях, не поддающихся описанию и рассказу, в лагере г. Белостока в 1942 г. весной. Во-первых, мы с ним из одного Данковского района, во-вторых, у нас оказался общий знакомый Сергей Владимирович Михалков, с которым я давно знаком, когда он был еще мальчиком, в-третьих, мы с Василием Михайловичем жили в 1942 г. в одном бараке, если добавить к этому, что я, как селекционер, интересуюсь работами Мичурина, то рассказы Василия Михайловича о Мичурине закрепили наше знакомство. Оба были не раз на волосок от смерти. В октябре 1942 г. (11/X-42 г.) нас посадили в вагоны и 16/X-1942 г. нас привезли в г. Нюрнберг (Бавария), где и пробыли мы до 2/IX-43 г., а затем наш лагерь как опасный большевистский, немцы решили перевезти на острова в Норвегию, направив предварительно в лагерь Гамерштайн, а затем через порт Штеттин вывезли 16/IX-43 г. в Норвегию, а Василий Михайлович заболел плевритом и перед отправкой был оставлен в Гамерштайне в числе нескольких товарищей. Один из них уже сообщил свой адрес, но на наши письма и вопросы не ответил. В Нюрнберге и Гамерштайне мы с Василием Михайловичем продолжали знакомство. Василий Михайлович еще мечтал написать когда-нибудь произведение под названием “Черный дрозд”, если, конечно, удастся остаться в живых и вернуться на любимую Родину, буду рад узнать рано или поздно о том, что он вернулся уже, ну а если нет, то это меня очень огорчит, но не удивит, т. к. более удивительно то, что кто-то из нас выжил и менее удивительно обратное.

Я не хотел было писать Вам всего этого, т. к. если Василий Михайлович не вернется, то это письмо не только не принесет никакой Вам пользы, а наоборот, но т. к. Василия Михайловича отлично помнят все наши товарищи и в том числе москвичи, то рано или поздно до Вас дошли бы слухи о нем и возможно еще и в искаженном виде,

что вызвало бы у Вас сомнения, размышления. Не зная Ваших взаимоотношений, я одно могу сказать, что так, как вел себя Василий Михайлович при мне, Вам не в чем будет его упрекнуть. Простите за то, что я внес беспокойство в Вашу жизнь, быть может растревожил наболевшую рану...»¹⁷

.

В архиве семьи Кудашевых хранятся еще два письма. Одно — от Г. Харина, датированное 4 января 1947 года: он сообщает, что «с Вашим мужем т. Кудашевым В. М. я был в г. Гамерштайне до 20.10.43 г., после чего мы выехали во Францию на Эльзас, он остался в госпитале в палате туберкулезных, очень больной».