«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа

Вина красных «комиссаров» — в том, что беспощадным террором против казачества они объективно «кадетам» помогли в разжигании Гражданской войны, заставили казаков подняться на восстание, которое привело к огромному числу жертв.

Если в «Истории моего ареста...» Кудинов делает акцент на вине «кадетов», Добровольческой армии, то в своем «историческом очерке» он пишет о «красном терроре», о вине перед казачеством и народом «комиссаров».

Сошлемся на оценку П. Кудиновым Добровольческой армии, данную им в очерке «Восстание верхнедонцов в 1919 году».

«Добровольческая <...> армия, олицетворявшаяся былыми помещиками, была пропитана духом реакции и сводила счеты с народом за отобранные владения, доставшиеся им в большинстве не путем долголетних трудов, а щедрых подачек царствовавшей династии дома Романовых»¹⁴⁵

. П. Кудинов пишет здесь о «мародерстве, безобразиях и бесчинствах», которые довели фронт «до открытого неповиновения, митингов, братания и в конце концов ухода по домом»¹⁴⁶. Он подробно рассказывает, как полки верхнедонцов в январе 1919 года снимались с фронта, добровольно открывая путь для наступления Красной армии, как вслед за 28-м полком, возглавлявшимся «покрасневшим» урядником Фоминым, пришли в Вёшенскую красные войска, а следом — «красный террор».

«После ухода частей Красной Армии на фронт станицы Верхнедонского округа столкнулись с новой “социалистической властью”: трибунал, чека, команда слежек и подслушивателей, охраняемые карательными отрядами особого назначения. Комиссары, имея неограниченную полицейскую власть, первым делом приступили к ликвидации штаба 28-го полка. Как штаб, так и полк были распущены, оружие отобрано»¹⁴⁷. Пострадал и Павел Кудинов, который был отстранен от руководства военным отделом исполкома Вёшенской станицы. Описание жестокостей «бесчинствующих комиссаров» наводит ужас ничуть не меньший, чем картина расправы над Тираспольским революционным отрядом:

«Озверевшие комиссары тешились грабежом, убийством, выполняя секретную инструкцию Высшего революционного совета, которая была отобрана у политического комиссара Эрлиха, пойманного восставшими казаками 5 марта при взятии станицы Букановской»¹⁴⁸.

Кудинов публикует в своем «историческом очерке» текст этой инструкции о «расказачивании», которая приведена нами выше. «Население Округа, охваченное ужасом, металось по хуторам и буеракам, всячески укрываясь, чтобы не попасть в распоряжение чеки. Ненависть к новой, чужой власти росла не по дням, а по часам <...> Казаки, доведенные до крайнего отчаяния, под всякими предлогами пробирались из одного хутора в другой, собирали сведения о количестве хуторов, которые готовы к неизбежному восстанию»¹⁴⁹

.

Материалы следственного «Дела» Павла Кудинова, его очерк «Восстание верхнедонцов в 1919 году», рукопись «История моего ареста в Болгарии» документально раскрывают миропонимание не только его самого, но и всех тех казаков-фронтовиков, казачьих офицеров «из народа», «из пролетариев», которые в 1917 году поверили большевикам и поддержали лозунги и идеалы революции. Именно они открыли фронт частям Красной армии в январе 1919 года, а потом, вследствие предательства «комиссаров» и террора ЧК, в результате политики «расказачивания», возглавили восстание верхнедонских казаков. Однако, взяв на себя военное руководство восстанием, «офицеры из народа», к которым принадлежал и Харлампий Ермаков, не отождествляли себя с «кадетами», Добровольческой армией и «красновцами»; не приемля ни власти поработителей-помещиков, казачьей «старшины», ни чуждой и свирепой власти «комиссарии», они искали свой, народный путь. И, выражая это народное мироощущение, сами же ужаснулись происходившему не без их воли и участия, мучились развязанной общими усилиями братоубийственной войной, в поисках правды и выхода «блукая» между «белыми» и «красными», не принимая до конца ни тех, ни других. Именно об этом — «Тихий Дон», выросший из жизни народной.

Присутствие Харлампия Ермакова и Павла Кудинова в «Тихом Доне» проявляет себя не только в «устном предании», через которое пришла в роман точная и правдивая информация о ходе Вёшенского восстания, — оно куда глубже и значительнее. Через них к Шолохову пришло глубинное понимание происходивших на Дону трагических событий, которые поданы в «Тихом Доне» не с позиций «белого офицера», а с точки зрения тех самых «офицеров из народа», к которым принадлежали и Ермаков, и Кудинов, а в конечном счете — и Григорий Мелехов. То есть с позиций трудового народа. Вот почему столь критичен авторский взгляд как по отношению к комиссару Малкину, так и по отношению к подполковнику Георгидзе или генералу Фицхелаурову, и одновременно — столь же неоднозначен в романе взгляд на генерала Корнилова или атамана Каледина.

Открытый правде и не замутненный идеологическими стереотипами, молодой Шолохов полностью воспринял и воспроизвел в характере Григория Мелехова не просто ход Вёшенского восстания, но и народный взгляд на него.