«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа

Конвойные войска, в которых я служил, которые существовали несколько 10-летий в СССР, себя не оправдали, 20-й съезд КПСС осудил культ личности Сталина, началась, как тогда говорили, демократия. Ну демагогии тогда было тоже больше, чем демократии. Нас призывали общаться с пострадавшими в сталинских гулагах бережно, шел процесс реабилитации. Грамотных молодых военнослужащих не хватало. Так я попал в знаменитый Инзенский лагерь, в котором погибли десятки тысяч наших людей, прошли через него сотни тысяч. Это называлось Инзенская закрытая «республика» в Коми АССР. Там были солдатики с четырьмя классами образования. Я, так сказать, считался образованным человеком. Были сверхсрочники, которые еще с войны начинали службу в советской армии и двух слов не могли связать. Там всякий народ был, я выглядел грамотным, и мне поручали оформлять документы, принимать ходатайства, требования у только что освободившихся из этой «свободной» Инзенской «республики». Я столкнулся с большим количеством людей. Каждый из них говорил, что его посадили ни за что, а я был такой, знаете, ярый сталинский комсомолец, и мы все равно им не доверяли. С одной стороны, нам зачитывали речи Хрущева — о демократии, о гуманизме, о том, что людям надо верить, а с другой стороны, в нашей системе находились люди, которые служили охранному ремеслу 20 с лишним лет — горбатого могила исправит. С бывшими заключенными они все равно разговаривали грубо, никому не верили, всех подозревали в шпионаже на 25 разведок мира. Я воспитывался в таком же духе и считал, что все реабилитированные лгут, приукрашивают свое прошлое, затушевывают страницы своей жизни, которые им не выгодны. И вот я столкнулся с мужчиной, которому было уже за 60 лет. Хотя ему можно было дать гораздо меньше. Крепкий мужик: быстро ходит, быстрая реакция, среднего роста, широкоплечий, такая у него улыбочка с лукавинкой, умный взгляд такой, подозрительный. Он собеседника видит насквозь. О таких говорят, что его не обманешь. Комсомольцев, как он нас называл, воспитанных в общем-то в сталинском духе, он как бы жалел. Вот он так слушает тебя, ну и где-то перебьет, ударит мыслью своей так, что чувствуешь: он выше тебя. Он особенно не хвастал, но говорил, будто о нем писал Шолохов в романе «Тихий Дон», что он герой «Тихого Дона», а офицеры, стоявшие рядом со мной, постарше меня на 20 лет, тихонечко мне: брехней дед занимается. «Тихий Дон» это же роман, художественное произведение. Ты у него спроси — с Григорием Мелеховым он не был знаком? И я спрашиваю его: гражданин Кудинов, а с Мелеховым Вы были знакомы? А он отвечает: был. А офицеры, которые рядом стояли, которые «Тихий Дон» читали и знали что Мелехов — собирательный образ донского казака, что не было в жизни человека с таким именем, с такой фамилией, они все: ха-ха-ха. А он так с такой улыбкой, как бы этот вызов принимая, говорит, да я был с ним знаком: «Да что ты, старая дубина, тут молодых разлагаешь. Тебя держать надо за колючей проволокой. Что ты тут треплешься». А он спокойно: «А вы откройте “Тихий Дон” 3-й том, посмотрите, сколько раз Шолохов меня там сводит с Мелеховым». И я поверил, что Кудинов балагур, что он хочет Шолоховым прикрыться. Он уж был на вольном поселении, ему уже пора было уезжать, покидать эту территорию, а он вроде не хочет ее покидать. То есть он оформляет документы, но настаивает на том, что поедет к Шолохову, с его помощью получит жилье на Дону, в своей станице, откуда он происходит. И тогда наши офицеры говорят ему: гражданин Кудинов, а почему вы хотите просить Шолохова о помощи? Вас местные советские органы, по постановлению Совмина, после 20-го съезда, и так должны обеспечить жильем, работой, куском хлеба. Зачем, мол, вам Шолохов? А он говорит: а я иностранец. Какой ты иностранец? Ну он держит документы в руках, он их уже получил, и доказывает, что он был арестован в Болгарии. Вот тут он сам на себя наговорил. Те офицеры, которые не знали, что он из Болгарии, что он бежал с белыми, стали еще хуже к нему относиться. А что собственно Павлу Назаровичу оставалось делать, если он действительно был арестован в Болгарии, а в документах, в его личном деле все это есть?

Получается, что Кудинов сам раскрыл свое белогвардейское прошлое, в суматохе офицеры могли бы этого и не заметить, когда выписывали ему направление. Под шумок этой реабилитации всеобщей в то время и бендеровцев, я это сам видел, реабилитировали, и полицаев гитлеровских. Но когда Кудинов все это раскрыл, тогда начали к нему придираться, что ты белогвардейский офицер, враг советской власти, еще к Шолохову ехать хочешь. Шел разговор, чтобы не выписывать ему проездные документы до станицы Вёшенской. Было предложение, чтобы наше высокое начальство обратилось к Шолохову, — он, дескать, имя Шолохова треплет. Я не знаю, обращались тогда к Шолохову, или не обращались, но он все ходил, доказывал, а потом исчез.

Ну и с моих глаз исчез. Потом нас отправили в другое место. В моей памяти он остался просто как балагур, который про Шолохова выдумывает все.