Читаем Тихий друг полностью

И правда, какая разница? Лучше подумать о том, что произошло здесь и сейчас, разве нет? Он стоял перед домом, перед собственным домом, куда ему придется войти, открыто, не прячась, ведь это его полное право.

Но все же, пока Домохозяйкин шагал по дорожке к двери, его охватило тягостное чувство. Вообще-то он был пуглив: боялся ссоры, боялся причинить другому боль, боялся оскорблений. «Нет, я не трус, — подумал Домохозяйкин, — даже если проявляю смелость только в принципиальных случаях, когда это обусловлено моралью, которой следуют все, и которую, значит, нужно отстаивать в любых обстоятельствах».

Подойдя к входной двери, Домохозяйкин вдруг опять подумал, что теперь в его жизни есть настоящая тайна, не больше, не меньше. А у кого есть знание, у того и сила, верно? О случившемся знали только Магда, молодой человек в красном и на красной машине и он сам, Домохозяйкин. А вот и нет: была еще одна тайна, тайна, известная лишь ему одному: то, что он видел, как мальчик приехал, зашел и уехал, и записанный номер его машины — об этом никто больше не знал! Это его собственная тайна, и она дорогого стоит, даже если ему трудно объяснить почему. По какой-то причине ему казалось, что он должен хранить эту тайну, только ему известную, и не выдавать как можно дольше.

Он повернул ключ в замке осторожней обычного. «Сокровенная тайна», — подумал он, и от этой мысли по телу прокатилась волна тепла, которую он почувствовал даже в ногах.

— А теперь, — пробормотал он, — идем домой.


VII

Зайдя в коридор, Домохозяйкин задумался, закрыть ли ему дверь аккуратно и беззвучно или, как обычно, захлопнуть со щелчком. Да что такое! Неужели он должен тайком пробираться в собственное жилище? Он захлопнул дверь, замок щелкнул; этот звук было слышно на весь дом. Домохозяйкин остановился и прислушался, но повсюду было тихо.

Тут он почувствовал, что в общем-то не любит этот дом — скучный, такой же бюргерский и солидный изнутри, как и снаружи. Фасад был на южной стороне, но Домохозяйкину часто казалось, что солнце практически не проникало внутрь, а отражалось от стекла. «Дом без лучика солнца, — подумал он, — хорошее название для трагедии, но с точки зрения физики — ерунда: солнечный свет, конечно же, проходит сквозь чистое прозрачное стекло, вот и все».

Однако дом был скучный, и Домохозяйкин попытался понять, почему. Что плохого в этом доме? Ничего, но и хорошего — тоже ноль. В этом доме никогда ничего не происходило. Он был пустым, совершенно пустым, и останется пустым, сколько мебели в него не впихни.

Он включил свет и через открытую дверь бросил взгляд на кухню в конце коридора. Вот, видишь: все здесь маленькое и узкое, подогнанное под маленького человека с маленькой жизнью; нет, здесь не стоит ждать великих свершений…

Так и есть, подумал Домохозяйкин: сколь не борись и не противься судьбе, отсюда не убежишь, разве что — вынесут в узком гробу. В гробу?.. Ну да, тут он, наверное, перегнул палку.

Он зашел в кухню и огляделся. Нет, на столе не было грязных стаканов или рюмок. Побывал здесь недавно кто-то, кроме него и Магды? У Домохозяйкина был хороший нюх — многие его воспоминания были связаны именно с запахом, — но чужого духа он не почуял.

И вот, включив свет на лестнице, он пошел наверх, и ему показалось, что подниматься труднее, чем обычно. Странно, будто что-то в нем противилось, но чему? Домохозяйкин понял, что в который раз задал себе риторический вопрос: он был противен сам себе, он почти себя презирал, но почему? Из-за страха? Да, точно: ему было страшно. Но чего бояться?

Что вообще произошло? А то, что во всем мире случается ежедневно и ежечасно и бесконечно, но это было нечто настолько вульгарное и так не подходило к нему и его жизни, нечто неслыханное. Может, все, что он видел собственными глазами, — просто игра воображения? Нет, это пустые отговорки, трусливая попытка убежать от правды. И совета спросить не у кого. Потом, может быть? Но у кого? Разве у него есть друзья?..

«Мы спокойно идем наверх», — подумал он. Что за ерунда? Эта компания галлюцинирующих из конференц-зала, они-то опускались вниз, на самую глубину, и никто из них от этого не поумнел. Ни за что, ни за что он больше туда не пойдет. Или все же: …Еще разок?..

Он уже почти был наверху. Кого он там застанет?.. Ну да, глупый вопрос: Магду, разумеется. Мальчик давно ушел, скорее всего, навсегда… Или нет, не навсегда?..

Тут-то Домохозяйкиным опять овладели мысли о том, что здесь только что произошло, и его дыхание участилось. А могло ли быть так, что тут вовсе ничегошеньки не случилось, то есть ничего неприличного или задевающего его честь — как это принято называть, — и мальчик просто ушел, навсегда, чтобы никогда не вернуться?

И вдруг опять возник вопрос, тот самый вопрос, который Домохозяйкин все время пытался выбросить из головы, но который постоянно возвращался. Чего он хотел? Чтобы между ними что-то произошло или чтобы на самом деле ничего не было?.. И хотел ли он, чтобы мальчик пришел еще раз, или нет?..

— Посмотрим, посмотрим, — прошептал он.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее